Материалы сайта www.evrey.com
Посещайте наш сайт ежедневно!


New Page 5

Люди, о которых идет речь в этом очерке, никогда не жили в Израиле. Но всегда связывали свою судьбу с еврейским народом. Их благотворительность оставила след в израильской культуре. В одном из городов Израиля, Рамат-Гане, открыт для посетителей музей, созданный на основе коллекции собранных Цетлиными художественных произведений. Эта коллекция передана в дар еврейской стране Марией Самойловной Цетлиной...

С ОДНИМ НАРОДОМ Я СКОРБЛЮ…

Шуламит Шалит

…Лето 1959 года. Мария Самойловна, вдова Михаила Осиповича Цетлина, поэта, писателя, издателя, все еще энергичная 77-летняя женщина, снимает со стен своей квартиры в Нью-Йорке столь дорогие сердцу и памяти картины, всю коллекцию, в том числе и свой портрет работы В.Серова, и отправляется в далекое путешествие: привозит в Израиль - в дар молодому еврейскому государству - более 90 картин.

Давнему другу семьи Цетлиных Борису Соломоновичу Вассерману пришлось немало потрудиться в поисках места для коллекции. Большому собранию картин требовалось специальное помещение. В молодом государстве, победившем в Войне за Независимость, почти не было художественных музеев.

Первый музей, созданный при иерусалимской школе Бецалель в 1906 году, отделившись и став самостоятельным только в 1920-м, лишь в 1965-м будет включен в состав знаменитого ныне Израильского музея в Иерусалиме. Первый художественный музей Тель-Авива, основанный в начале 30-х годов мэром города, Меиром Дизенгофом, располагался в его собственном доме, и только в 1971 году открылся для посетителей (в специально выстроенном для него здании). Да, был еще совсем юный музей в Хайфе…

После долгих скитаний коллекция нашла свой дом в новой Центральной библиотеке Рамат-Гана - с высоким потолком и фойе, открытым для посетителей во все часы работы библиотеки. Слишком широко открытым, как оказалось…

Я попала в эту библиотеку только осенью 1981-го. Помню это так отчетливо, так ярко: я поднялась на второй этаж и застыла, очарованная. Все четыре стены увешаны картинами. Портреты, театральные костюмы, натюрморты, цветы в вазах… Что это? Чье это? Только и заметила, что на всех картинах, внизу, на раме - одинаковые металлические таблички, где на иврите и английском написано: «Из коллекции Цетлин». Фамилий художников не было совсем или были только инициалы, а кое-где их скрывал грубый штемпель с надписью «городской музей».

Позже, работая в библиотеке, я постепенно начала делать свои «открытия», о которых даже рассказать порою было некому, некоторые имена и даты «проявились» через годы, иные только после возвращения картин из Иерусалима, где их капитально отреставрировали…

Когда муниципалитет города принял решение выделить специальный зал для экспозиции коллекции Цетлиных, хранитель Рамат-Ганского музея художник Дрор Гольдберг обратился ко мне с просьбой «только» перевести названия картин на русский и записать фамилии художников русскими же буквами. Я не искусствовед, поэтому, прежде всего, я стала искать литературу о коллекции. В одном из номеров местной рамат-ганской газеты за 1959 год нашла очерк д-ра Хаима Гамзу, известного критика, основателя театральной школы «Бейт Цви», директора Тель-Авивского художественного музея.

Гамзу писал: «Собрание картин, только что полученных муниципалитетом Рамат-Гана в дар от госпожи Цетлин из Нью-Йорка, состоит в основном из произведений русских художников, близких к журналу «Мир искусства»… В этом собрании имеются работы Леона Бакста, Александра Бенуа, Мстислава Добужинского, Натальи Гончаровой и Михаила Ларионова… и великого русского портретиста Валерия (автор ошибся - имеется в виду Валентин) Серова.

Судя по коллекции, некоторые из художников бывали в доме дарительницы, а с иными ее связывали, видимо, и дружеские отношения. Среди картин много портретов самой Цетлин и членов ее семьи… Кроме того, в собрании имеются 4 офорта Рембрандта, 4 - Фрагонара, две акварели Константена Гиса, рисунок Марке, два рисунка известного мексиканского художника Диего Риверы, приятный натюрморт Серузье, ученика Поля Гогена…».

Ни Рембрандта, ни Фрагонара, ни Гиса в коллекции сегодня нет: все они находились на стенде с раздвижными стеклами и были похищены. Два офорта Рембрандта - «Авраам и Ицхак» и «Молитва царя Давида» сохранились на фотографиях - иллюстрациях к очерку Хаима Гамзу.

Очерк заканчивался так: «Хотя это собрание и не отличается цельностью отбора… факт этот не умаляет ценности данной коллекции».

Сначала я доверяла каждой букве в тех списках, которые получила для перевода. Аксент. Натюрморт, 1920-1927. Или - Филипп Малявин. Портрет художника В.Сурикова, 1913-1917… И так далее. Одна какая-то ошибка насторожила меня, а вторая, третья, четвертая разбили присущее, наверно, не мне одной слепое доверие к печатной букве. Кому могло прийти в голову искать фотографию художника В.Сурикова, если написано - «Суриков»?

Нашла, конечно, его изображения, старила, как могла - нет, все-таки это не Суриков… Тогда кто же?..

Понемногу картины мне открывались. На одном из пейзажей внизу слева было написано: «Мих. Осиповичу Цетлину - поэту - Максимилиан Волошин. Париж 1915». Значит, вот этого серьезного, уже немолодого человека в костюме и в галстуке звали Михаил Осипович... На другом полотне, автор которого нам неизвестен, он же, но совсем молодой, с зорким, внимательным взглядом…

Однажды на пейзаже Волошина я обнаружила столбец стихов, буквы были русские, но до того мелкие, размытые, что были почти незаметны; однако под стихами я прочла отчетливое: «К.Бальмонт. 1915.IV.15, Пасси».

Под увеличительным стеклом строчки ожили (двух слов так и не сумела разобрать, даже после реставрации):

Я Око всеобъемное. Во мне

Стесненье гор. Иль темные уступы

Ведут в провал, где ключ журчит на дне…

Ни в серии «Всемирной литературы», ни в антологиях, ни в последнем двухтомнике, наиболее полном, 1994 года издания, этих строк нет. Похоже, что их нет нигде. Только на этой картине…

Всего в коллекции четыре акварели художника (Волошина): «Цветы в вазе» и три пейзажа…

Точно также, как интуиция подсказала мне, что мужчина портрете - сам господин Цетлин, я ни минуту не сомневалась, что строгая красивая молодая дама на многих портретах - его Муза, его жена. В коллекции - восемь ее изображений.

«Амалия (двоюродная сестра - прим. автора) рассказывала мне о своих новых друзьях. Слушая ее, я ясно представлял себе длинную, тонкую, вверх устремленную фигуру М.», -вспоминал Цетлин. «М.» - это и есть она, Маня, Мария Самойловна Тумаркина, будущая жена. Тумаркины жили тогда в Москве. Цетлины, временно - в Одессе (это была первая высылка евреев из Москвы - 1892 год)…

Мария Самойловна пережила мужа на 31 год. Она умерла в Нью-Йорке 22 октября 1976 года в возрасте 94 лет. Из некролога Андрея Седых узнаем, что М.С. училась в Берне, окончила университет и получила звание доктора философии… В 1910 году она сочеталась браком с Михаилом Осиповичем Цетлиным.

Михаил Осипович приходился внуком Зеву Высоцкому (1824-1904), который основал известную чайную фирму («Чай Высоцкого»). Он был и филантропом и сторонником движения «Ховевей Цион». Согласно завещанию Высоцкого, вся его доля в чайной компании поступила на нужды еврейского народа, в том числе - на создание хайфского Техниона.

У Высоцкого было четверо детей - три дочери и сын. Одна из его дочерей, Хана, вышла замуж за Осипа Сергеевича Цетлина, работавшего в фирме молодого коммерсанта, который вскоре развил и весьма расширил дело свекра.

Михаил Осипович не почитал себя большим поэтом. Совершенно особое место занимает его редакторская и издательская деятельность. Еще в 1915 году, находясь в эмиграции, М.О.Цетлин организует в Москве издательство «Зерна», где выходят книги М.Волошина и И.Эренбурга, а к художественному оформлению привлекаются Л.Бакст и И.Лебедев. В Париже Цетлин долгие годы редактирует в «Современных записках», а в Нью-Йорке основывает «Новый журнал».

Сразу же после известия о Февральской революции Цетлины возвращаются в Россию. Вечера поэтов у них в доме, в Трубниковском переулке близ Поварской улицы (Москва), вошли в историю литературы.

С 1919 года и до 1939-го точно так же гостеприимен был их дом в Париже, а с приходом Гитлера во Францию, с 1940-го - в Нью-Йорке…

«…После смерти мужа, Михаила Осиповича, Мария Самойловна с еще большей энергией отдалась общественной и благотворительной работе, - писал о ней Андрей Седых. - В Нью-Йорке, как и в Париже, она занималась журнальными делами, была членом правления Литературного фонда, субсидировала издание всевозможных сборников поэтов. Она потратила на благотворительность и на помощь друзьям большую часть своего когда-то значительного состояния. Личные ее потребности были очень невелики - у нее на всю жизнь сохранилась психология скромной бернской студентки…» («Памяти М.С.Цетлиной», «Новое русское слово», 26.10.76).

Если в 20-е-30-е годы круг Цетлиных составляла все больше литературная элита, то в Париже они сблизились со многими художниками-«мирискусниками», работавшими в антрепризах Дягилева. «Она была очень красивой женщиной, - пишет в своих воспоминаниях о М.Цетлиной Андрей Седых, - и красоту свою сохранила до глубокой старости. Мария Самойловна стала музой для многих из них».

В коллекции нашего музея ее портреты кисти шести знаменитых художников. Это - В.Серов (два портрета), А.Яковлев, Д.Стеллецкий, Л.Бакст, Ф.Малявин, Диего Ривера. Восьмой портрет (а по времени один из самых первых - 1910 года) подписан инициалами H.W. В картотеке написано было: «Хуго Вайсман». Никто мне о нем ничего сказать не мог, и в энциклопедии я имени его не нашла. Только однажды в каком-то старом журнале на иврите было упомянуто, что в начале века среди многих художников, съехавшихся в Париж, был и некий американский еврей Вайсман. А портрет его - один из лучших.

Леон Бакст (1866-1924) писал Марию Самойловну в 1915 году, а через год - ее четырехлетнего сына Валентина; этот портрет в 1935 году будет представлен на знаменитой выставке русского искусства в Лондоне. Кисти Л.Бакста принадлежат (в коллекции) и два эскиза театральных костюмов.

Одной работой представлен А.Бенуа (1870-1960)…

Среди художников самыми близки друзьями Цетлиных были Наталья Гончарова (1881-1962) и ее муж Михаил Ларионов (1881-1964). Н.Гончарова оформляла книгу М.Цетлина «Прозрачные тени. Образы». Михаил Осипович, в свою очередь, посвятил обоим стихи (Ларионову посвящено стихотворение «Сезанн», а Гончаровой - «Ван Гог»).

У нас в коллекции ее (Гончаровой) - цветы. Цветы в вазах. Масло. Три разных букета. Один пейзаж с деревьями. И одиннадцать эскизов театральных костюмов.

Михаил Ларионов представлен у нас тремя пейзажами…

Ангелина Михайловна (дочь Марии Самойловны и Михаила Осиповича Цетлиных) побывала в Израиле осенью 1994 года. Впервые. Мы встретились в Тель-Авивском музее, где в то время экспонировались взятые у нас на время серовские портреты Марии Самойловны и ее же бронзовый бюст работы Антуана Бурделя (1861-1929), большого друга семьи - подарок музею от Александры и Бориса Прегелей (Александра Прегель - старшая дочь Марии Самойловны Цетлиной).

Потом мы отправились в Рамат-Ган и показали Ангелине (так она просила себя называть) все картины из коллекции ее родителей. Встреча с собственным портретом работы Д.Стеллецкого у нас в Рамат-Гане была для нее настоящим сюрпризом. Она-то считала, что оригинал находится у брата Валентина в Нью-Йорке…

Цетлины знали всех обитателей парижского «Улья», ставшего домом для многих художников будущей Парижской школы. И Цетлиных знали все. И многие были обласканы этой семьей и согреты. Кое-кто дарил свои работы в знак благодарности, но чаще Михаил Осипович и Мария Самойловна покупали картины у постоянно нуждавшихся художников, чтобы облегчить их участь…

О «главном» портрете Марии Самойловны Цетлиной (работы Серова) есть упоминания в разных источниках, но даже многие писавшие о нем, как правило, его не видели, ибо в России он никогда не был, да и на Западе выставлялся редко.

Кажется, все сказано и о «Мире искусства» и о деятелях культуры, поэтах и художниках эмиграции, но появляются новые свидетельства, исследования и книги и предстают взору нового поколения произведения искусства, о которых знали мало, иногда только понаслышке, а порою не знали вовсе. В их череде - и коллекция Музея русского искусства имени Михаила Осиповича и Марии Самойловны Цетлиных в Израиле, в городе Рамат-Ган.

Что побудило М.С.Цетлину подарить свою коллекцию Израилю? Была ли то предсмертная просьба ее мужа? Может быть, оказали влияние близкие им люди - известный своими сионистскими взглядами зять - Борис Прегель и вдова брата Марии Самойловны - Ида Израилевна Тумаркина (которая всегда мечтала об Израиле)?.. А, может, ответ таится в строках самого Михаила Цетлина?

С одним народом я скорблю

(С ним связан я кровью);

Другой безнадежно люблю

Ненужной любовью.

Почти век прошел с тех дней. Иногда мне кажется, что я знала всех этих людей лично, и эпоха, в которую они жили, ближе моей душе и человечнее той, в какую выпало жить нам. Иллюзия. И они страдали. И спасались бегством, и меняли города и страны…

Мне кажется, что их души здесь, с нами, навечно, в Израиле, в Рамат-Гане. Они выбрали.

Из сборника «Евреи в культуре русского зарубежья», т. 4

Статья дана в сокращении

Шуламит Шалит,

журналист, редактор, переводчик

Живет в Тель-Авиве