Нас, детей, в семье было двое: я и моя сестра, на три года старше меня. Сколько себя помню, мы всегда с ней соперничали — в школе, в кругу друзей… Нашему отцу удалось много добиться и в бизнесе и в спорте. И он учил нас добиваться побед во всем, за что бы мы ни брались.

Мы отчаянно спорили и враждовали между собой. Я ходила за старшей сестрой по пятам и стремилась ей подражать. Она же активно сопротивлялась этому и объясняла, что у нее — своя, отдельная от меня жизнь.

Однажды отец, глядя, как сестра танцует, восхищенно сказал маме, что она необыкновенно изящна и грациозна. Со следующего же дня я всерьез занялась танцами, чтобы с таким же изяществом «порхать» рядом с ней. Стоило ей проявить интерес к пению, я немедленно записалась в вокальный кружок. И так продолжалось долгие годы.

В начале лета, когда я сдавала выпускные экзамены в колледже, сестра объявила о своей помолвке. В то время, выбрав разные колледжи, мы жили в разных городах, и наши отношения ограничивались перепиской. В одном из адресованных мне писем, сестра написала, что я чрезмерно увлечена собой. И действительно: в своих письмах к ней я ни разу не поинтересовалась ее жизнью — писала только о себе.

Перед ее свадьбой, я узнала, что честь быть «подружкой невесты» выпала не мне, и пришла в неописуемую ярость. «Я — твоя единственная сестра! — кричала я, разговаривая с ней по телефону. — Это я должна была стать подружкой невесты!». Других доводов у меня не нашлось. Мне и голову не пришло, сказать ей, как я ее люблю, как дорожу ею, и потому так хочу получить эту роль. Впрочем, если бы я в тот момент подумала, как сама поступила бы на ее месте, мне не пришлось бы так переживать. Потому что, со всей прямотой заглянув в себя, обнаружила бы, что и я поступила бы также. И больше всего в этом меня огорчало лишение дополнительного шанса привлечь внимание публики специально сшитым для этого случая модным нарядом... Но сестру моя эмоциональная реакция убедила больше каких бы то ни было аргументов. Чтобы мне не было обидно, она изменила свое и решение, и в шествии под хупу именно я оказалась с ней рядом.

Став самостоятельной и взрослой, я отправилась в Израиль. Там я, занимаясь Торой, впервые прочла главу из книги Берешит, в которой речь шла о двух сестер, Рахели и Лее. Между ними тоже было соперничество, в трудную для одной из сестер минуту, вторая всегда старалась помочь, даже если для этого надо было отказаться от чего-то очень важного в жизни. чтобы помочь сестре.

Семь лет работал Яаков на Лавана, чтобы жениться на Рахели, и вдруг Рахель узнает, что ее отец собирается обмануть Яакова и выдать за него замуж старшую сестру, Лею. И как же она поступает? Она делает все, чтобы Лея под хупой не чувствовала себя униженной (подробнее — см. на сайте обзор недельной главы Вайеце, шестой годовой цикл обсуждения).

Эта история произвела меня глубокое впечатление. Меня поразило готовность Рахели к самопожертвованию ради блага сестры. И такое же отношение к ней Леи. У меня же были совсем другие отношения с сестрой. Этот рассказ помог мне понять, насколько плохо я выполняла свои сестринские обязанности.

Еще в Израиле я решила сделать для нее что-нибудь приятное. Она тогда ждала ребенка, и я купила памятный серебряный подсвечник для малыша. Конечно, это несравнимо с теми жертвами, на которые шли друг для друга Рахель и Лея. И все же… Раньше я никогда не подумала бы о таком подарке. В результате я осталась довольна собой и хвалила себя за щедрость.

Когда малыш появился на свет, я пришла к сестре, чтобы встретить вместе с малышом его первую в жизни субботу. И подарила им подсвечник. Сестра зажгла в нем свечу. Торжество по поводу обрезания моего племянника я организовала у себя дома.

Я очень гордилась собой. Мне казалось, что все, что сестра делает, согласуясь с еврейской традицией — моя заслуга. Я будто бы забыла о том, что она первой из нас приблизилась к еврейскому образу жизни. Да и не мудрено: выйдя замуж, она перестала и думать об этом.

Так сложилось, что сестра со своей семьей переехала в другой город и жила за тысячу миль от меня. Изредка она вместе с сыном приезжала ко мне и оставалась на шаббат. Малыш тогда только начал ходить.

Обычно шаббаты я проводила с кем-нибудь из еврейской общины, которая в то время заменяла мне дом. И всегда с нетерпением ждала приезда сестры, предвкушая радость встречи с племянником. Я готовилась к встрече задолго до их приезда. И верила, что сестра, увидев, в каком окружении я живу, признает, что я сделала правильный выбор. Надеялась, что настанет момент, когда и она снова захочет жить по еврейским законам.

В тот вечер после субботней трапезы, которую мы провели в образцовой, на мой взгляд, еврейской семье (жена прекрасно готовила и заставила стол изысканными и вкусными блюдами; муж произнес вдохновенную речь, посвященную недельной главе Торы). Однако оказалось, что сестра воспринимала происходящее совершенно иначе. «Не могу поверить, — сказала она, когда мы вернулись домой, — что из всего жизненного многообразия ты выбрала общение с людьми, в кругу которых женщина — «существо второго сорта». Неужели образование, интеллект и жизненный опыт нужны женщине лишь для того, чтобы готовить вкусную еду, которая понравится мужу?».

Тогда я подумала, что смогу ее разубедить, раскрыв перед ней, как прекрасен еврейский образ жизни. Моя попытка провалилась. На каждый мой аргумент у нее был свой довод. В результате мои старания вызвали у нее лишь раздражение, и она пожаловалась на недомогание, которое мучило ее долгие годы и обострялось в стрессовых ситуациях. Вместо того, чтобы прекратить опасную дискуссию, я лишь подлила масла в огонь. «По крайней мере, — выпалила я — у меня будет муж с глубокими знаниями в Торе!»…

В субботу утром состояние сестры ухудшилось. Ей нужен был врач. Я сказала ей, что неподалеку отсюда живет моя подруга-врач и у нее найдется нужное лекарство. И тут недовольство сестрой вернулось ко мне. Не отдавая себе отчет в том, что сейчас не время для «разборок», я переполнила чашу ее терпения очередной «шпилькой», сообщив, что эта подруга живет по-еврейски. А заключение фразы произнесла: «Наверное, ты не согласишься принять помощь от человека второго сорта».

Она схватила в охапку все еще сонного сына и вылетела из моей квартиры, выкрикнув на ходу, что больше ко мне не приедет. Я не понимала в тот момент, что достойнее было бы с моей стороны, увидев, что сестре плохо, немедля, побежать за лекарством…

Чем больше времени я проводила в еврейской общине, тем чаще встречались мне люди, прошедшие такой же путь, как я. Их сестры, братья и родители, как только они начали соблюдать еврейские законы, отдалились от них. Как же так? — спрашивала я себя. — Тора учит нас любить ближнего, как самого себя, учит жить с людьми в мире… Почему же именно Тора так часто становится причиной разлада в семьях. При этом я была убеждена, что этот разлад инициирован «другой стороной» и к нам, «пострадавшим», не имеет никакого отношения.

Однажды по совету друзей я с какой-то своей проблемой пошла к знаменитому в округе раввину. Он объяснил мне, как лучше поступить, а в конце встречи спросил: «Не хотите ли вы поговорить о ваших отношениях с сестрой?».

Я была поражена. Я ни словом не обмолвилась об этом и вообще не говорила даже, что у меня есть сестра. В ходе нашего разговора я впервые задумалась о том, что именно я могу наладить наши с ней отношения.

С тех самых пор, когда мне приходилось кому-то помогать, я неизменно спрашивала себя: сделала бы я то же самое для сестры? А, если — молча проглатывала чьи-то колкости в свой адрес, в моей голове возникал вопрос: стерпела бы я такое от сестры? Когда мне случалось дарить кому-то еврейские книги, я говорила себе: это, должно быть, могло заинтересовать мою сестру, ведь она обожает читать. В самом деле. Почему я отношусь гораздо лучше к другим, нежели к собственной сестре?

В какой-то момент мне стало страшно. Изменить свое отношение к сестре для меня означало — изменить в своей жизни очень многое. Если относиться к ней как к самому близкому другу, я стану беззащитной перед ее критикой. Признаться, тогда я еще не научилась ценить ее достоинства.

Мы любим того, — наставляет Тора, кому делаем добро. И я начала больше внимания уделять своей сестре. Стала ей чаще звонить и слушать, о чем она говорит. Регулярно садилась в самолет и навещала сестру. Привозила интересные книги и разговаривала с ней до поздней ночи. Я часто писала ей письма, искренне радовалась ее успехам на работе. Я стала самым преданным ее «болельщиком». Постепенно мне становилось все легче и легче. В результате новый стиль поведение вошел у меня в привычку.

Удивительно, что сестра сразу же откликнулась на мою инициативу. Она словно ждала, чтобы эта дверь открылась. И ответила мне потоком сестринской любви, гордости за меня и поддержки. Теперь мы часто и подолгу беседовали, все праздники отмечали вместе, наслаждаясь нашими новыми отношениями. Мы прочно стояли на пути, который вел нас к тому, чтобы мы действительно стали сестрами.

Мы продолжали остро ощущать несходство во взглядах на жизнь. Во мне с каждым днем крепла уверенность, что жизненный путь я выбрала правильно. Мне не удавалось убедить ее сменить образ жизни, но это уже не мешало мне любить ее.

Спустя несколько лет я увидела, что моя сестра прилагает немалые усилия, чтобы развить у своего сына еврейское самосознание, помочь ему установить связь с Творцом мира. Она настаивала на том, чтобы он участвовал в делах местной еврейской общины. Занятия Торой в воскресной школе, которую он посещал, были поверхностными. К тому же, их община состояла, в основном, из семей со смешанными браками. Родители не могли поддержать детей в их еврейском образовании. А у детей, в свою очередь, не было возможности перенять необходимые практические знания от старших. Как это часто случается, ответственность за реализацию идеи ложится на плечи того, у кого она появилась. Моя сестра предложила сделать обучение в воскресной школе более основательным, ей и пришлось возглавить осуществление выдвинутого ею проекта. Ее спальня в тот период была буквально заставлена материалами по еврейской традиции. Она собрала их отовсюду, где ими можно было разжиться, надеясь воспользоваться ими во вверенной ее заботам школе.

Сейчас ее сыну 10 лет, он повзрослел и учится в еврейской школе. В ту, воскресную, он ездит вместе с матерью, хотя добираться до нее долго и неудобно — сначала на пароме, потом на автобусе.

По сравнению с той огромной сложнейшей задачей, которую взяла на себя сестра, мои старания в соблюдении еврейской традиции заметно бледнеют. Ведь у меня — так много отзывчивых друзей, в любую минуту готовых придти на помощь. В нашей общине я живу, как в уютном гнездышке. Рядом с домом полно кошерных магазинов, в округе — не менее дюжины синагог, и есть возможность ежедневно посещать вечерние занятия Торой.

Занявшись изучением еврейской традиции своего сына, собирая материал по иудаизму для своей школы, она постепенно достигла такого уровня, который позволял ей углубиться в книги, которые я дарила ей. Взяв в руки книгу о еврейском браке, она добросовестно изучила ее, закладывая страницы, подчеркивая и отмечая особенно важные для нее параграфы. Вскоре в наших с ней телефонных разговорах она начала приводить цитаты из этой книги.

Теперь я чаще посещала книжные магазины, выискивая и отсылая ей еврейской книги. Так между нами рухнул еще один барьер, и возникло ощущение более тесной духовной близости.

На каком-то жизненном этапе сестра решила родить второго ребенка. Но обнаружилось, что детей у нее больше не будет. Она очень страдала и отчаянно сетовала. «В моей семье появилась брешь, — говорила она, — заполнить которую способен лишь второй ребенок.

По телефону мы только об этом и говорили. И мне порой хотелось быстрее закончить разговор. Но я сдерживалась, понимая, как ей тяжело, и старалась помочь ей. К тому времени, жизнь уже научила меня тому, что милосердие начинается с отношений с самыми близкими людьми.

В конце концов, сестра с мужем усыновили младенца. Впоследствии она рассказала мне, что каждый день, и в жару и в дождь, уходила в парк неподалеку от дома и, найдя укромный уголок, страстно, до слез молилась Всевышнему, прося Его помочь приобрести еще одного ребенка. И Творец услышал ее. В один из дней, когда она вернулась из парка, раздался телефонный звонок. И ей сказали, что родился мальчик, которого их семья может усыновить.

Однажды я рассказала ей историю из Торы, о Лее и Рахели, которую я прочла в Израиле. И призналась, что только тогда я по-настоящему поняла, что у меня есть сестра. «Я это почувствовала, — сказала она в ответ. — А ты мне всегда была очень дорога. Я помню, как тебя принесли из роддома, как ты начала ходить… Я полюбила тебя с первого момента, как ты появилась в доме».

Такое я слышала от нее впервые.

Мы с сестрой, конечно же, во многом похожи. Но вместе с тем мы — совершенно разные. Нередко бывает, что мы по-разному оцениваем одни и те же события. Но теперь это не важно. Потому что мы — сестры. Мы любим друг друга и всегда готовы оказать друг другу помощь и поддержку. Жаль только, что я шла к этому так долго…