По первым словам фразы: “Вели сынам Аарона...” (Ваикра, гл. 6, ст. 1).

Вели на иврите — цав.

В нашей недельной главе речь идет, как мы знаем (см. на сайте обзоры недельной главы Цав, первый, второй, третий, четвертый, пятый и шестой годовые циклы обсуждения) о видах приношений в Храме. И в самом ее начале говорится о приношении категории ола (приношение, символизирующее тотальную близость к Творцу, в знак чего туша предназначенного для приношения животного сжигается полностью).

В Торе читаем: «И сказал Всевышний Моше — передай сынам Аарона повеление о приношении ола…» (Ваикра, гл. 6, ст. 1-2).

Анализируя данный фрагмент, наши Учителя задаются вопросом: каково предназначение приношения этого вида?

Корбан (приношение в Храме) ола, — разъясняет раби Шимон бар Йохай (великий Учитель Мишны, составитель книги Зоѓар; 2-й век) приносят за hирhур hа-лев, то есть — за (неправильные) «мысли сердца» (Ваикра Раба, гл. 7, ст. 3).

Отсюда следует, что неправедные «мысли нашего сердца» нуждаются в прощении.

На первый взгляд, эта идея кажется, по меньшей мере, странной, особенно — с точки зрения современного человека. В конце концов, мы живем в обществе, которое проявляет терпимость к поведению человека, если оно не наносит ущерб окружающим. А уж «свобода мысли» должна быть у человека — тем более. Ведь мысли, даже самые нехорошие, никому не вредят.

Однако еврейская традиция не приемлет такую позицию. Дурные мысли, — наставляют Учителя, — это «грех», и поэтому тот, у кого они возникли, должен тем или иным способом попросить прощения у Всевышнего.

Эта концепция, согласно которой каждому из нас следует контролировать свои мысли, выражена в третьей части молитвы Шма Исраэль: «И не будете блуждать, влекомые сердцем вашим и глазами вашими, как блуждаете вы ныне…» (Бамидбар, гл. 15, ст. 39).

Но как связано приношение ола с мыслями, которые требуют искупления?

Мидраш называет приношение ола самым возвышенным приношением, подразумевая также и то, что ола (что в буквальном переводе означает — «восходящее», «поднимающееся») полностью сгорает на огне мизбеаха (в условном переводе «жертвенник»). В отличие от других приношений, человеку от нее ничего не остается.

Ола — это приношение, которое дарует прощение за нехорошие мысли, — подчеркивают Учителя, комментируя этот фрагмент. — Так же, как страсти человека горят в нем всю ночь, должен гореть на мизбеахе и «объект», предназначенный для реализации приношения ола. Животное, которое служит объектом приношения ола, представляет физическую сущность человека. И туша его должна гореть всю ночь — пока не останется от животного только дух (рав Менахем Кашер, Эрец Исраэль, вторая половина 20-го века — в многотомном труде Тора Шелема, комментарий к недельной главе Цав, прим. 9).

Ничего физического от туши животного, предназначенного для приношения ола, не остается.

Эта идея разъясняется в Талмуде (трактат Йома, лист 29), где сказано: «Греховные мысли — тяжелее, чем сам грех». Что здесь имеется в виду?

Данный отрывок из Талмуда обращает наше внимание на то, — поясняет Раши (раби Шломо бен Ицхак — величайший комментатор Торы и Талмуда; Франция, 11-й век), — что дурные мысли труднее контролировать, нежели — действия, связанные с дурными поступками.

Но какую позицию принимает он в вопросе, можно ли считать нехорошие мысли «грехом»?

Как уже говорилось, большинство людей уверено в том, что одни только мысли человека (без их воплощения) не создают моральных проблем, равно как и — общественных. Поэтому и удерживать контроль над мыслями, которые, казалось бы, никому не причиняют вреда и даже не становятся достоянием других людей, гораздо труднее.

Поскольку удержать мысли под контролем — задача, с которой намного труднее справиться, нежели с задачей не совершать плохого, — делает вывод Раши, — то и способность направлять мысли в нужное русло оценивается Небесами выше, нежели умение сдерживать себя от неблаговидных действий.

Следовательно, и награда за это — более высокая. И это естественно. «Чем труднее дается исполнение заповеди, — говорили Учителя, — тем выше награда за ее осуществление» (Мишна, трактат Пиркей Авот, гл. 5).

Итак, с точки зрения Раши, в нашем мире реальная вина ложится на человека, если он совершает неправильный поступок, противоречащий Воле Всевышнего. Но большее благословение Небес люди получают за умение управлять мыслями, не допуская «греховных» стремлений и намерений.

Однако Рамбам открывает в данном вопросе иную грань Истины.

Если человек совершает дурной поступок, — пишет он, — это обычно происходит в результате того, что он не умеет правильно управлять своими физическими желаниями, потребностями своего тела.

Но человеческий разум — это великое сокровище, доставшееся нам, потому, что человек был создан Творцом по «образу и подобию Всевышнего». Поэтому, если человек допускает в себе дурные мысли, он наносит духовный ущерб самому ценному, что есть в нем…

Таким образом, Рамбам предупреждает, что «греховные» мысли — даже хуже их осуществления. Он разъясняет нам, что человек — сочетание физической (животное начало) и интеллектуальной (духовной) составных: души и тела.

«Ошибки» тела объяснимы. Ведь тело — физическая сущность человека, которой присущи всевозможные физические желания, побуждения и животные инстинкты.

С другой стороны, человеческий разум, порождающий мысли — проявление и олицетворением в нашем мире образа Всевышнего. Поэтому дурные мысли оскверняют человека в большей степени, нежели его дурные реальные действия, порожденные потребностями физического уровня.

Обычно человека наказывают именно за действия, не за мысли — подчеркивает Рамбам. — Но всем нам следует знать, что негативные мысли, уводящие от Творца, ведут к гораздо большему духовному падению, нежели ошибочные поступки.

Понимание данной концепции открывает для нас смысл приношений категории ола в ином свете…

Теперь, рассмотрев данную концепцию, вернемся к высказыванию раби Шимона бар Йохая — приношение ола осуществляется за hирhур hа-лев (то есть — за «мысли сердца»).

Развивая и углубляя свое открытие, раби Шимон находит и средство, защищающее человека от дурных помыслов.

Тот, кто кладет слова Торы на сердце свое (запечатлевает их в своем разуме), — пишет он, — защищен от греховных мыслей, от страха перед мечом, от страха перед тиранией, от тщетных, пустых мыслей. От мыслей, навеваемых дурными наклонностями, от мыслей о запрещенных интимных связях, от мыслей о порочной женщине, от мыслей об идолопоклонстве, от страха, что им могут манипулировать другие, от навязчивых идей…» (Мидраш Тана де-бей Элиягу, часть Зута, гл. 16).

Иными словами, раби Шимон бар Йохай доводит до нашего сознания очень важную идею: у нас есть противоядие, способное спасти от плохих мыслей, а, следовательно, и от духовного падения. И это противоядие — Тора.

Как мы могли убедиться, человеческий разум — это отражение «образа Всевышнего» в человеке. Наш разум — духовная составляющая человеческого существа. И он дан нам, чтобы открыть возможность вступить в контакт с Творцом и поддерживать с Ним связь. Поэтому человек, постоянно углубленный в изучение Торы, освобожден от «греховных» мыслей, которые преследуют тех, кто серьезно не занимается постижением Торы и оказывается во власти своих физических и нередко дурных наклонностей.

Та же концепция изложена и в Талмуде. Наилучшее средство от дурных наклонностей, терзающих человека, — говорит на его страницах (трактат Кедушин, лист 30) раби Ишмаэль (великий Учитель Мишны, 2-й век) — занятия в бейт мидраше (Дом Учения, где занимаются изучением Торы)».

Роль человека в этом мире — с помощью разума, который является центром его духовности (отражением образа Всевышнего), поднимать свое физическое начало на духовный уровень. А для этого помыслы человека должны быть чисты и возвышенны.

Нельзя допустить, чтобы мысли, вынашивающие коварные планы, или мысли о вожделениях взяли в человеке верх над его духовностью.

В наших обзорах недельных глав Торы и листов Талмуда мы не раз говорили о том, что Храм — место, где сбившийся с пути человек может вернуть себе прежнее здоровое состояние духа. Различные виды приношений в Храме (соответственно видам человеческих нарушений) — «институт», позволяющий «корректировать» духовность человека, возвышать его и приближать к Творцу (см. на сайте, к примеру, Введение к трактату Талмуда Зевахим).

В их числе — и приношения категории ола, которые осуществляются коэнами от имени людей, допустивших в своей голове (в «сердце») «греховные» мысли. По мере того, как туша предназначенного для приношения ола животного сгорает на огне, мысли человека снова возвращаются к духовности, устремляясь к Творцу мира...

В нашей недельной главе, в тексте, посвященном приношениям категории ола, читаем: «И коэн-гадоль (главный служитель Храма), помазанный (в оригинале Торы на иврите — а-машиах) вместо него из его сыновей, произведет это. И будет это как вечная дань Всевышнему полностью сожжено. Каждый коэн гадоль из потомков Аарона (брат Моше Рабейну, первый коэн гадоль в еврейской истории), который займет его место, должен делать это. Таков вечный закон для всех поколений ваших — при осуществлении (процедуры приношения ола) пусть сжигают этот дар полностью» (Ваикра, гл. 6, ст. 15).

В целом смысл приведенного фрагмента как будто бы вполне понятен и очевиден.

Тора дает в нем указание о реализации приношений категории ола (сжигать тушу предназначенного для приношения животного полностью). Подчеркивая, что этот закон действителен для всех служителей Храма и — на все времена, для всех поколений, живущих в эпоху Храма (когда у нас нет Храма, у нас, как говорилось во многих обзорах недельных глав и листов Талмуда, нет и «института» приношений).

Единственное, пожалуй, на что мы можем обратить особое внимание здесь при поверхностном прочтении — это некая «избыточность» слов в выражении повеления.

В самом деле. В начале цитаты сказано: «И будет это… полностью сожжено». Далее написано: «каждый… должен делать это». И в конце — «…пусть сжигают этот дар полностью».

В «обычных» текстах это можно расценивать как «педагогический прием», призванный внушить ту или иную идею так, чтобы она запомнилась и закрепилась в голове читателя.

Но Тору нельзя отнести к обычным текстам. Это — сефер кодеш («святая книга»), полученная от самого Всевышнего. Ее язык отличается скупостью и лаконичностью, и кажущаяся «избыточность» слов для исследователей текста Торы — сигнал, показывающий, что на этом фрагменте следует остановиться, прочесть его с особым вниманием и, используя «инструменты» (принципы) постижения смысла Торы, полученные от Творца на горе Синай (одновременно с Торой), заглянуть в глубинные смысловые слои.

Среди многих комментариев Учителей на этот отрывок выделяется комментарий Раши. И, в первую очередь — сложностью для восприятия.

Чтобы попытаться понять суть его исследования, надо, прежде всего, знать, что Раши как комментатора отличает особая «чувствительность» к языку Торы. Он всесторонне изучает в ней слово за словом, сопоставляя их употребление с использованием тех же слов и выражений в других отрывках. Так он выявляет новые и новые нюансы и смысловые оттенки.

Теперь попробуем разобраться, о чем сообщает нам Раши, проведя глубокий анализ процитированного выше фрагмента...

То, какие «объекты» выбирает Раши в указанном отрывке для глубокого исследования, будет для нас, пожалуй, неожиданностью.

Он, в частности, концентрирует свое внимание на слове «помазанный» (в оригинале Торы на иврите — машиах). И задается не менее неожиданным вопросом: к какой части речи следует отнести в данном фрагменте это слово? Как воспринимать его здесь: как отглагольное причастие (пассивного залога) или — как имя существительное?

Но какое же это имеет значение? Есть ли принципиальное отличие выражения «помазанный вместо него из сыновей (главного коэна)» от словосочетания — «помазанник, (назначенный) вместо него из сыновей (главного коэна)»? И, если есть, в чем оно заключается?

Чтобы ответить на эти вопросы, нам требуются дополнительные разъяснения.

Необходимо, прежде всего, отметить, что процитированный фрагмент, который мы рассматриваем, стоит в ряду излагаемых Торой законов о приношениях в Храме. Ранее в нашей недельной главе написано: «Вот приношение Аарона и его сыновей, которое они будут осуществлять во Имя Всевышнего ежедневно, начиная со дня своего помазания: десятая часть эйфы (эйфа — принятая во времена Талмуда мера веса, равная примерно 40 кг) тонкой пшеничной муки — ежедневный хлебный дар. Половину следует приносить утром, половину — после полудня» (Ваикра, гл. 6, ст. 13).

В этом отрывке Тора сообщает, что, начиная с первого день своего помазания на должность, коэн гадоль должен ежедневно, по два раза в день (утром и после полудня) реализовывать в Храме особое хлебное приношение («ежедневный хлебный дар).

И эта обязанность, подчеркнем, ложится на каждого главного коэна с момента его «помазания», то есть — вступления в должность. В данном случае тоже употреблено слово машиах, и здесь оно — отглагольное существительное.

Итак, слово машиах во фрагменте о полном сожжении на мизбеахе (в условном переводе — «жертвенник») приношении ола может иметь в своем значении два оттенка.

Первый — «тот, кто был помазан на должность главного коэна». И здесь, как видим, слово выступает в роли отглагольного причастия пассивного залога.

Второй — «помазанник». И теперь это — существительное, обозначающее занимаемую должность. Именно на этом, втором варианте и останавливается Раши, разъясняя содержание исследуемого отрывка.

А теперь прочтем первую фразу данного фрагмента с учетом комментария Раши, благодаря которому она будет звучать так: «И Помазанник (коэн, получивший звание главного служителя в Храме, (назначенный) вместо него (Аарона) из его сыновей, произведет это…».

Но что нам это дает?

Прежде чем дать ответ на вопрос, прочтем еще один отрывок из Торы: «…и коэн, (который) вместо него из его сыновей» (Шемот, гл. 29, ст. 30).

Комментируя приведенный текст, Раши объясняет, что первоначальное значение слова коэн — «работать» или «служить, осуществлять служение». То есть изначально это — глагол, который может служить и отглагольным существительным. Хотя мы и привыкли к тому, что коэн — это прямой потомок Аарона-первосвященника, по мужской линии (см. на сайте, к примеру, ответ «Можно ли коэну жениться на гиёрет»,  — где слову коэн дается соответствующее определение).

Проанализировав отрывок с этой точки зрения, Раши отмечает, что в текстах Торы это слово употребляется именно в роли отглагольного существительного — «человек, осуществляющий служение» (помазанник).

Подобное «двоякое» употребление слов нередко встречается в языке иврит. Возьмем, к примеру, слово шомер. С одной стороны, это — глагол, который переводится как «сторожить». С другой, то же слово шомер может быть и именем существительным, употребленным в значении — «человек, который сторожит, охраняет». Или, проще говоря — «сторож», «охранник».

Это правило «двоякого» употребления слов применяет, анализируя отрывок «И коэн гадоль, помазанный вместо него из его сыновей…» (Ваикра, гл. 6, ст. 15), применяет Раши и к ивритскому слову машиах («помазанный», «помазанник»). И, проявляя необыкновенную чуткость к языку Торы, тем самым дает нам пример внимательного отношения к ее тексту и открывает дверь в глубинные смысловые слои, которые в ней содержатся…