Первая фраза главы сообщает: «И вышел Яаков из Бэер Шевы, и пошел в Харан...».

И вышел на иврите — вайеце.

Яаков — в дороге. Он покинул родные края и спасается от своего брата Эсава. И мы здесь читаем: «И достиг того места» (Берешит, гл. 28, ст. 11).

В Талмуде (трактат Берахот, лист 26) сказано, что Яаков установил вечернюю молитву. И в нашей фразе речь именно об этом — о вечерней молитве Яакова.

Мидраш Раба (на книгу Берешит, гл. 68) дополняет картину, уточняя, что в тот момент, когда Яаков собрался обратиться к Всевышнему с молитвой, перед ним возникла стена.

Но для чего понадобилось ставить перед нашим праотцом стену?

В уже упомянутом нами трактате Берахот (лист 34) говорится, что тот, кто молится на открытом месте — наглец.

Однако же нам из Торы известно, что Ицхак молился в поле (Берешит, гл. 24, ст. 63). Разве есть более открытое место?

Это кажущееся противоречие — разрешимо, если заглянуть в Талмуд.

В Талмуде (трактат Песахим, лист 88) написано, что место, которое Ицхак избрал для молитвы, полем можно назвать, лишь условно. На самом деле Ицхак ходил молиться на гору Мория — туда, где в свое время будет построен Первый Иерусалимский Храм. 

Ну, а разве гора — не открытое место?

Учителя объясняют, что люди знали об особой святости горы Мория и обходили ее стороной. Поэтому никак нельзя сказать, что Ицхак молился на открытом месте. 

Теперь вернемся к Яакову.

Тора открывает нам название места, в котором Яаков остановился для молитвы. Это — город Луз (Берешит, гл. 28, ст. 19).

Город, понятное дело — не может считаться уединенным местом. И те, кто ищет уединения — покидают города.

Так как же Яаков мог там молиться?

В принципе — не мог. Но на выручку ему пришел Всевышний. Чтобы Яаков не чувствовал себя наглецом, молясь на открытом месте, Творец поставил перед ним стену. И в Мидраше об этом сказано, что Творец «поставил перед ним мир стеной».

Из Торы известно, что произнеся вечернюю молитву, Яаков лег спать. И мы читаем: «И лег на том месте» (Берешит, гл. 28, ст. 11).

В своем комментарии к этому фрагменту Раши (раби Шломо бен Ицхак — величайший комментатор Торы и Талмуда; Франция, 11-й век) отмечает, что последние 14 лет Яаков не ложился спать по ночам. Находясь в доме учения Эвера, он посвящал ночи изучению Торы.

Почему же в ту ночь Яаков решил изменить хорошую традицию? Неужели Тора — только в йешиве, а вышел за порог и — можно расслабиться?

Нет, наш праотец Яаков, был конечно же не таким.

Но тогда, чем отличалась эта ночь от всех прочих ночей? Почему в ту ночь Яаков решил лечь спать, вместо учебы?

Известно, что все пророки, кроме Моше, получали пророчества ночью, во сне. Как написано: «Если есть у вас пророк, то Я, Всевышний, в видении ему являю Себя, во сне говорю ему» (Бамидбар, гл. 12, ст. 6).

Это Всевышний объяснил Аарону и Мирьям, обратившись к ним из облачного столба, при входе в Шатер Откровения.

Яаков направлялся в Харан. Он хотел знать, угоден ли его поход Творцу, одобряет ли Он это путешествие. Поэтому «и лег на том месте» — в надежде, что во сне на него снизойдет пророчество, и Всевышний откроется ему.

Так и произошло: Всевышний говорил с Яаковом и обещал, что не оставит его и будет охранять, оберегать его — и от Лавана и от Эсава (в дороге и на обратном пути).

Об этой ночи и об этом сне Яакова сказано: «Когда ляжешь спать, не будешь бояться, и когда лежать будешь, сон твой будет сладок» (Мишлей — Притчи царя Шломо, гл. 3, ст. 24).  

Яаков знал — это он выучил в йешиве Эвера — что Тора защищает и оберегает изучающего ее (трактат Сота, лист 21).

И вот путешествие в Харан меняет привычный уклад — в дороге трудно учиться. А сон — вообще прерывает учебный процесс. 

«Когда ляжешь спать, — успокаивает Яакова Всевышний, — не будешь бояться». Ведь путь твой — дорога заповедей, а сон — на службе пророчества.

Поэтому не бойся ни Лавана, ни Эсава. И будет сладок твой сон. Сладок — от добрых вестей и знамений.

И вот, Яаков устраивается на ночлег. Он собирает камни и кладет их, как сказано в тексте Торы, себе в изголовье (Берешит, гл. 28, ст. 11). 

Тора подчеркивает, что это были не просто камни, но — камни этого места.

Но зачем потребовалось такое уточнение? Вряд ли кто-то мог предположить, что за камнями Яаков отправился в какое-то другое место. Как будто мы могли подумать, что Яаков находясь в одном месте, мог воспользоваться камнями другого. Что же кроется за этим уточнением?

Комментируя этот отрывок, Раши (раби Шломо бен Ицхак — величайший комментатор Торы и Талмуда; Франция, 11-й век) пишет, что камни были нужны Яакову, чтобы защититься от диких зверей.

Еврей этот был настолько предан Всевышнему, настолько глубока и крепка была его вера в Него, что не боялся он ни волков, ни медведей.

Одно из имен Всевышнего — hа-Маком, то есть — «место, в котором находится наш мир». И в нашем мире нет даже укромного уголка, где бы не находился Всевышний. 

Теперь мы понимаем, что за камни взял Яаков для защиты от диких зверей. «Камни места» (hа-Маком) — это упование на Всевышнего, одно из имен которого hа-Маком.

Человек должен уметь извлекать урок из всего, что с ним происходит. И во всем нужно различать Руку Творца.  

На иврите камни — «авней». Буквы слова «авней» можно прочесть как аббревиатуру выражения (разумеется, на иврите) — «Благослови Всевышнего душа моя!» (Теилим — Псалмы царя Давида, гл. 104, ст. 1). С этим (вместе с «камнями места») и устроился Яаков на ночлег.

Яакову предстояло выбрать жену из двух дочерей Лавана — Леи и Рахели. О них в Торе написано: «И глаза у Леи слабы, а Рахель была стройна и красива. И полюбил Яаков Рахель» (Берешит, гл. 29, ст. 17-18).

Выходит, Яаков хотел жениться на Рахели, потому что та была «стройна и красива». Неужели ему были безразличны качества души, богатство внутреннего мира девушки, которую он выбирал в жены? Ведь сказано мудрейшим из людей, царем Шломо, у которого, кстати, был немалый опыт семейной жизни: «Обманчива прелесть, и суетна красота, но лишь жена, боящаяся Всевышнего, заслуживает похвалы» (Мишлей — Притчи царя Шломо, гл. 31, ст. 30).

И еще. Разве Яаков не был в курсе местных обычаев, разве он не знал, что — «Не делается так в наших местах, чтобы выдать младшую раньше старшей» (Берешит, гл. 29, ст. 26)?

Прежде чем ответить на эти вопросы, выясним, почему в Торе говорится, что у Леи были «слабые глаза» Леи.

Думаю, не может не удивить, что из всех качеств Леи, в Торе подчеркивается именно это.

Вот, перед вами — две невесты. Одна, как написано в Торе — «стройна и красива», у другой — «слабые глаза». Кого вы выбрали бы?

Слабые глаза — заведомо проигрышный вариант. При том, что вообще-то в Торе мы постоянно видим примеры деликатности в характеристиках «действующих лиц». Причем — не только людей, но и животных.

К примеру, давая Ноаху распоряжения о животных, которых надо было взять в ковчег, Всевышний не использовал термин «таме» (нечистый). Чистых Он называл «скотина теhора» (то есть — «чистая»). А говоря о «нечистых» Он употребил выражение «ло теhора», то есть — те, кто в «чистых» не числится (Берешит, гл. 7, ст. 2).

Итак, чтобы не пострадало достоинство зверья, Всевышний, вместо слова «таме» использует выражение «ло таhор». А в рассматриваемом нами фрагменте речь все же идет о нашей праматери Лее. Почему же подчеркивается здесь, что у нее — «слабые глаза»? Не странно ли это?

Задавшись этим вопросом в Талмуде (трактат Бава Батра, лист 123) наши Учителя объясняют, что у Лавана были две дочери, а у Ривки — два сына. Старшую людская молва сос сосватала за Эсава (старшего брата Яакова), а Рахели предстояло выйти за Яакова.

Не желая такой судьбы — стать женой злодея Эсава, Лея выплакала все глаза. Именно это и подразумевается в Торе, когда говорится, что «у Леи глаза слабы». Так что, слабые глаза Леи — не изъян, но, наоборот — свидетельство ее праведности. Из-за них, выплаканных и потому слабых глаз, Лея удостоилась быть похороненной в пещере «Меарат hа-Махпела», рядом с Яаковом. 

И поскольку было решено, что могила Леи будет в Меарат hа-Махпела, Рахель уже не могла быть погребена там. Рахель умерла у дороги, ведущей в Бейт-Лехем, и там же ее и похоронили (Берешит, гл. 35, ст. 18).

Много веков спустя по этой дороге захватчики гнали евреев в рабство, в галут. И душа Рахели плакала и молилась за изгнанников. На ее молитвы Всевышний ответил: «Удержи голос твой от рыдания и глаза твои от слез... Есть надежда на будущее... сыновья вернутся домой» (Танах, книга пророка Йермиягу, гл. 31, ст. 15-16). 

Если бы Яаков был женат только на Рахели, ее могила была бы в пещере Махпела. Следовательно, об уходящих в изгнание евреях некому было бы молиться. 

Выходит, Яаков изначально хотел жениться на обеих сестрах. Но почему тогда, вопреки местным обычаям, он сначала просил у Лавана руки Рахели?

Потому что Яаков опасался, что если он сначала женится на Лее — Эсав постарается взять себе в жены Рахель. Ведь Рахель, как написано в Торы была «стройна и красива».

Но почему же он тогда не опасался, что Эсав, узнав о женитьбе Яакова на Рахели, не попытается жениться на Лее?

Написано в нашей недельной главе: «И дал Яаков обет, говоря: Если будет Всевышний со мною и хранить меня будет на этом пути... И вернусь я с миром в дом отца моего» (Берешит, гл. 28, ст. 20-21).

В Талмуде (трактат Берахот, лист 64) Учителя дают такое наставление: когда вы прощаетесь с товарищем, не говорите ему «лех бе-шалом»; желайте ему — «лех ле-шалом». Выражения «бе-шалом» и «ле-шалом» отличаются одной буквой. А нюанс смыслового различия их настолько тонок, что при переводе на русский язык он вообще пропадает (и то и другое в переводе — «иди с миром»). Но мы все же попробуем его оттенить.

Впрочем, вначале дадим объяснение из Талмуда.

Итро, напутствуя Моше, сказал ему: «лех ле-шалом». И Моше, как известно, прекрасно справился с возложенной на него миссией.

Давид, прощаясь с Авшаломом, произнес: «лех бе-шалом». Авшалом запутался в прямом и переносном смысле и, в конце концов, погиб.

Провожая кого-то словами «лех ле-шалом» — мы выражаем желание, чтобы тот своими действиями достиг в итоге мира и гармонии.

Выражение «лех бе-шалом» отличается тем, что оно используется в случаях, когда прощаются с умершим («покойся с миром, пребывай в мире»).

Интересно, что Яаков в своем обете сказал «бе-шалом» (и вернусь я с миром). Мог ли он так говорить, пусть даже и о себе?

Яаков считал, что в отчем доме его, безусловно, ожидает покой. Его волновало лишь то, что может случиться в дороге. Вот он и просил лишь о спокойном возвращении, но не о мире и покое дома. И, как мы знаем, после благополучного возвращения под родную крышу, Яаков так и не смог обрести покой. Его любимого сына Йосефа продали в рабство в Египет. И это прискорбное событие многие годы омрачало жизнь Яакова, не давало ему обрести покой.

В выражении «лех бе-шалом» подразумевается Будущий мир, в который душа человека попадает после смерти. Поэтому и не принято живому человеку желать — «лех бе-шалом». Как же Яаков мог пожелать такое себе?

Дело в том, что Яаков не сказал «лех» (иди). Он говорил о возвращении. А вернуться туда, где ты никогда не был — невозможно.

Поэтому выражение «вернусь бе-шалом» никак не может быть истолковано в контексте смерти и Грядущего мира. Тем более, что Яаков указал точный адрес возвращения — отчий дом.

Очевидно, что в этом случае, использование слова «бе-шалом» совершенно легитимно.