О преступлениях сталинского режима написано столько книг и статей, снято столько фильмов, что кажется — исследован каждый винтик этой безжалостной машины уничтожения, изучен каждый сантиметр ее смертоносного пути.
Но отдельные судьбы людей, попадавших в ее жернова, открывают все новые и новые страницы того страшного периода российской истории…
СЧАСТЛИВАЯ ЖИЗНЬ ЛЬВА ЗИЛЬБЕРА
Где-то, в каких-то краях победителей, быть может, и не судят. В России — судили. Выдающегося российского вирусолога Льва Зильбера — трижды. И два раза из трех как раз в тот момент, когда он из сложнейших, чрезвычайных ситуаций, спасая жизни людей, выходил победителем.
Однако он сумел победить и палачей — выстоял, не пошел с ними на компромисс, остался верен науке, чести и совести, сохранив человеческое достоинство…
Лев Зильбер родился в 1894-м году в одном из сел Новгородской губернии. В музыкальной семье. Его отец был военным капельмейстером, мать, пианистка — владела музыкальным магазином.
Дети — их в семье было шестеро — кроме, разве что Александра, который стал композитором (под псевдонимом Ручьев), не пошли по родительским стопам. Брат Льва, Давид избрал карьеру военного врача, а младший, Биньямин — писательскую стезю, превратившись в Вениамина Каверина (автор популярного в российской молодежной среде приключенческого романа «Два капитана»).
О сестрах, Мирьям и Лее упоминается лишь, что они вышли замуж, Лея — за известного литературного критика и писателя Юрия Тынянова, с которым ее брат, Лев Зильбер, дружил еще в гимназические годы и сохранил эту дружбу на всю жизнь.
Учась в гимназии, Лев проявлял неординарные способности в изучении всех дисциплин, но любимым предметом еще в юные годы была у него — биология.
В 1912-м году, окончив гимназию, он поступил на естественное отделение физико-математического факультета Петербургского университета, а в 1915-м — экстерном сдав экзамены за четыре курса, перевелся на медицинский факультет Московского университета, заручившись разрешением параллельно посещать лекции и на естественном отделении.
В 1919 Лев, получив диплом врача, добровольно уходит на фронт. В 1920-м он — врач военного госпиталя Кавказского фронта в Ростове-на-Дону, а в 21-м — возвращается в Москву и вскоре поступает на работу в Московский научно-исследовательский институт микробиологии.
Лет восемь относительно спокойного существования ученого, всецело погруженного в науку. Ну, а потом жизненные события стали развиваться по совершенно непредвиденному им сценарию…
В 1929 г. он, выдержав конкурс на пост директора Азербайджанского института микробиологии, переезжает в Баку. Там все, казалось бы, складывается на редкость удачно. Кроме основной работы, у него появляется и дополнительная. Он становится профессором, получив должность заведующего кафедрой микробиологии медицинского факультета Бакинского университета.
Однажды ночью в его бакинской квартире раздался звонок. Ему передают распоряжение высшего азербайджанского начальства — срочно, за несколько часов, собрать группу специалистов, подготовить нужное оборудование и отправиться в город Гадрут, где обнаружены случаи чумы.
Прибыв на место (было это в 1930 году), группа Зильбера обнаруживает, что смертельно опасная болезнь стремительно распространяется по городу и окрестностям. Первое требование специалистов — немедленно закрыть город для въезда и выезда. Власти во всем оказывают группе содействие. При этом настоятельно просят выяснить причину возникновения чумного очага, «ненавязчиво подсказывая» вариант диверсии. Мол, граница рядом, кругом враги и, скорее всего, возбудитель чумы специально занесен на территорию города иностранным шпионом.
Осуществляя все необходимые лечебные, профилактические и дезинфекционные мероприятия, Лев Зильбер одновременно проводит тщательное исследование, результаты которого аргументированно, убедительно доказали, что предложенная властями версия — совершенно безосновательна.
Безусловно, такая внутренняя вспышка чумы представляла и научный интерес. По всем правилам безопасности упаковав зараженные частицы в пробирки, вирусолог подготовил их для изучения в условиях хорошо оснащенной по тем временам лаборатории возглавляемого им института.
С эпидемией справились за две недели. Группа
готовилась к отъезду. Еще несколько дней и… Неожиданно «свыше» поступает распоряжение сжечь единственную на весь район больницу.
— Как же так! — возмущается в ответ Зильбер. — Нарком здравоохранения в курсе, что больница не представляет никакой угрозы населению, все ее помещениях трижды продезинфицированы и абсолютно чисты. Нельзя неизвестно, насколько лет, оставлять людей без стационара…
Приказ, как выяснилось, «обсуждению не подлежал». И тогда в голове вирусолога созрело нетривиальное решение. По его инициативе вся группа, расквартированная до этого в местной школе, незамедлительно переселяется в больницу. Одновременно Зильбер телеграфирует наркому: «Чтобы доказать полную безопасность здания, наша группа переехала в больницу. Убедительно прошу отменить распоряжение». Больницу удалось спасти.
В Баку их встретили как героев-триумфаторов. Нарком благодарил, жал руку, обещал высокую награду.
Тем временем в азербайджанском НКВД не собирались отказываться от версии, что в Гадруте орудовал диверсант. Найти преступника не удалось (его попросту не было), и фигурантом по «делу Гадрута» назначили Льва Зильбера. Его арестовали, присоединив к обвинению в намеренном заражении города еще одно «преступление»: он, дескать, привез в Баку бактерии чумы, чтобы распространить болезнь по всему Азербайджану.
Четыре месяца следователь «уговаривал» ученого «признаться в содеянном». «По-дружески» советовал, настаивал, требовал, угрожал. Тщетно. Зильбер все отрицал, называл обвинения «горячечным бредом», протоколы не подписывал. Так ничего и не добившись, бакинское отделение НКВД переправило его в Москву.
В Москве разбирательство закончилось быстро. По просьбе Каверина, именитый советский писатель Максим Горький, благоволивший к молодому литератору и пользующийся расположением высших властей — заступился за Зильбера. И его, сняв все обвинения — отпустили.
Зильбер остается в Москве и возвращается к исследовательской деятельности. Работает в институте микробиологии, создает первую в СССР вирусологическую лаборатории и отдел в отдел вирусологии в институте микробиологии при АН СССР.
Второй арест последовал в 1937 году, когда он вернулся из возглавляемой им экспедиции на Дальний Восток, где первым в истории медицины выделил штамм вируса, возбудителя смертельно опасного заболевания, клещевого энцефалита. Планировал разработать в лаборатории спасительную вакцину. Но — не успел.
Директор института, партийный выдвиженец, особо не разбиравшийся в специфике деятельности ученых-вирусологов, узнав, что его подчиненный собирается занести смертельный вирус в стены вверенного ему института, решил «подстраховаться» и отправил в соответствующие органы донос, в котором сообщал, что Зильбер привез из экспедиции образцы вирусов. И вместо того, чтобы создать лекарство, заражает колодцы, чтобы спровоцировать в Москве эпидемию энцефалита. Что ж, такие люди, как этот директор, как правило, опасаются, как бы чего не вышло — не лишиться бы «теплого местечка»…
Ученого арестовывают и доставляют на Лубянку, обвиняют в шпионаже, измене родине и диверсиях. Его зверски бьют. Чтобы сломить упорство арестованного, наотрез отказывающего давать «нужные» показания, его дважды возят в Сухановскую тюрьму, славившуюся самыми изощренными пытками. Никакие «усилия» не помогают — Зильбер, как и во время первого ареста, не подписывает протоколы и сфабрикованные «признания».
Дело передают в трибунал. Вирусологу, не обращая внимания на то, что он решительно отрицает свою вину, выносят приговор: десять лет исправительных лагерей без права переписки.
Первый год в одном из лагерей ГУЛАГа неподалеку от Котласа он, как большинство заключенных, надрывался на лесоповале. Потом его определили врачом в лагерную больницу.
Тем временем в Москве родные и друзья Льва Зильбера, не отступаясь, всеми доступными им средствами, боролись за его освобождение. Летом 1939 года их усилия увенчались успехом. Он снова вернулся в Москву. Но, как оказалось — ненадолго…
За год интенсивной работы ему удалось создать новую вирусологическую лабораторию. А летом 40-го его опять арестовали.
Эта «отсидка» была, по воспоминаниям самого Зильбера — самой трудной. За бесконечно тянувшиеся месяцы в Лубянской тюрьме ему сломали руку, переломали ребра, отбили почки.
Отбывать срок отправили в Печорский лагерь. Вряд ли ему удалось бы выжить в тех суровых условиях, если бы не счастливый случай. Начальник лагеря, в благодарность за то, что он оказал необходимую медицинскую помощь его жене, назначил Зильбера заведующим лагерным лазаретом. Здесь ему приходилось в основном лечить заключенных от пеллагры (одна из самых опасных для жизни форм авитаминоза). При лазарете он организует небольшую научную лабораторию — изучает полезные свойства ягеля (олений мох), а затем использует его как среду для размножения дрожжей — основа лекарства антипеллагрин, спасающего от пеллагры и как сырье для производства дефицитного в тех краях спирта.
Лекарство было официально запатентовано. В качестве автора открытия фигурировало НКВД.
Шла Вторая мировая война. В НКВД сочли, что не резон держать ученого такого масштаба в северной лагерной больничке, и перевели его в подмосковный закрытый «институт особого назначения», где трудились квалифицированные специалисты с тюремными сроками. Над созданием бактериологического оружия. От оказанной ему «чести» Лев Зильбер наотрез отказался. Его пытались «уговорить», продержав две недели с уголовниками. Но ученый так и не согласился обратить свой научный дар во зло человечеству. Тогда его отправили в так называемую «химическую шарашку» — для разработки вариантов дешевого спирта.
Там, в «шарашке», он, тайком ставил эксперименты на мышах и сделал открытие мирового значения — выдвинул серьезные доводы в пользу гипотезы о вирусном происхождении раковых опухолей.
Когда ему разрешили свидание с младшим братом и женой, он незаметно передал жене крошечный рулончик (в полсигареты) из папиросной бумаги. Вернувшись в Москву, брат и жена Зильбера (кстати, микробиолог) обнаружили, что это были записи его нового исследования. Чтобы прочесть их, потребовалась лупа с многократным увеличением.
Эти записи сыграли в судьбе Льва Зильбера, пожалуй, решающую роль. У друзей и родных Зильбера появились более веские основания для возобновления просьб о его освобождении. Записи показали главному хирургу Красной армии Н.Бурденко. И он, наряду с другими известными учеными и деятелями культуры охотно подписал адресованное Сталину письмо-ходатайство. На конверте поставили только одно имя — Бурденко. Расчет был точным — письмо от главного хирурга армии, тем более, в военное время Сталин не мог проигнорировать.
В марте 1944-го его освободили и привезли в Москву. Позднее в своих воспоминаниях он напишет: «Меня пытались погубить враги и всегда спасали друзья... Я остался жить только благодаря друзьям и родственникам».
Лагерные мытарства существенно подорвали его здоровье, но не сломили дух. О том страшном времени он старался ни с кем не говорить. Оставшиеся немногим более 22-х лет жизни — отдал науке. За этот период он успел очень многое. Занимал должность научного руководителя института вирусологии АМН СССР, затем возглавлял отдел вирусологии и иммунологии опухолей в институте эпидемиологии и микробиологии им. Гамалеи, при котором организовал лаборатории биосинтеза антител, химии антител и иммунологической толерантности. Работал над созданием противораковой вакцины и проводил опыты по противоопухолевой вакцинации.
Академик Лев Зильбер — основатель российской школы вирусологов-онкологов. Его открытия и труды получили признание не только в России, но и за рубежом. Он стал организатором и председателем Комитета по вирусологии и иммунологии рака при Международном противораковом Союзе, экспертом всемирной организации здравоохранения в области иммунологии и вирусологии. Инициатором и организатором нескольких международных научных конференций и симпозиумов. Был членом Ассоциаций онкологов Америки, Франции и Бельгии, членом английского Королевского медицинского общества…
— Хотел бы умереть здесь, на ногах, — сказал как-то Зильбер сотрудникам лаборатории.
Его желание исполнилось. Он умер в своем рабочем кабинете 10 ноября 1966 года.
Зильбер, по его собственному признанию, прожил счастливую жизнь. Потому что главным для него было то, что он спасал людей. При любых обстоятельствах…
|