…Я приготовила Йоэлю ромашковый чай, но он даже не прикоснулся к дымящейся чашке. Вместо этого он внимательно следил за моими перемещениями по комнате. За последние несколько месяцев многое произошло. Я случайно встретилась с его дочерью и бывшей женой. И, узнав подробности его брака и развода, не могла, как раньше, полностью ему доверять. Ведь он многое скрыл от меня. Почувствовав мое отчуждение, он неожиданно заявил, что готов к дальнейшему развитию наших отношений. Это означало, что нам необходимо серьезно поговорить.

— Не люблю рассказывать о жизни с бывшей женой и разводе, — объяснил он. — И дело не только в том, что мысли об этом причиняют мне боль. Но главным образом в том, что мне неприятно лишний раз вспоминать, каким плохим мужем я был.

Его слова сбили меня с толку. Я совсем недавно заинтересовалась вопросом, почему он развелся с женой. До этого к «пробному» браку Йоэля относилась с непозволительным легкомыслием. Многие мои знакомые женились на школьных подругах или сокурсницах в колледже. И почти все — разошлись. Некоторые успели завести детей, однако большинство подали на развод спустя год или два после свадьбы, и утверждали, что им несказанно повезло — они вовремя успели поставить своему браку «неутешительный диагноз», до того, как их жизнь осложнилась наличием ребенка.

Йоэль никогда не говорил, что его брак оказался «неудачным». И вот теперь, когда ему пришлось разговаривать об этом со мной, сказал, что к тому моменту, когда он осознал, что для сохранения семьи должен был бы вести себя совершенно иначе, их с женой отношения пострадали настолько, что нанесенные их супружеством душевные раны уже ничто не могло исцелить. Я поняла, что он глубоко сожалеет, что его дочка Михаль, растет в «неполной» семье, что сам он лишен возможности полноценно участвовать в ее воспитании.

Открывшись мне, Йоэль выглядел растерянным. Растерялась и я. Неужели мое представление о браке отличается от представлений большинства моих сверстников?

Я уже не считала, что брак — идеальный союз двух сердец. Супружество в моем понимании перестало ассоциироваться с закатами, розами, ужинами в ресторанах и поцелуями под луной. Я осознала, что вступление в брак — начало долгосрочного проекта, в процессе реализации которого предстоит много работать над созданием семьи и учиться тому, как поддерживать друг в друге свежесть чувства. Впрочем, я пришла к выводу, что любовь — не только чувство, но и — определенное решение, которое я в состоянии принять.

Возможно, мои знакомые, решившие выйти из кратковременной игры под названием «брак», с самого начала не имели четкого и реалистичного представления о том, чего они ждут от семейной жизни. Возможно, они решились на свадебную авантюру, надеясь, что их влечение к партнеру никогда не исчезнет. А потом, когда чувство угасло и они остались один на один с человеком, который только и делал, что раздражал свою «половину», брак стал стопудовой гирей, мешающей «расправить крылья». Единственный шанс вернуться к нормальной жизни в такой ситуации — это развод.

А, может быть, они просто сдались, когда в их семейной жизни начались сложности?

Брак, по моему мнению, прежде всего — обязательство оставаться со своим партнером и тогда, когда в семейной жизни начнутся проблемы. И выполнить такое обязательство по силам лишь настоящей любви… Но, может, я слишком скоропалительно и строго сужу своих сверстников, переживших развод?

Поняв, что наш трудный разговор нуждается в некоей отправной точке, я выложила главный козырь:

— Это из-за тебя Шелли (так звали его бывшую жену) решила больше не иметь детей? — спросила я.

— Что-то вроде того… — после паузы, наконец, произнес он. — Последней каплей перед нашим разрывом стало то, что она сделала операцию, не посоветовавшись со мной.

— Она сделала это, когда вы еще были женаты? — ужаснулась я.

— Нет, подожди, — поспешил прервать меня Йоэль. — Все гораздо сложнее. Шелли — не мегера. Просто в тот момент она считала, что именно я вынудил ее на это пойти.

Они начали встречаться, когда оба еще учились в колледже. Но поженились только тогда, когда Йоэль поступил на медицинский факультет в Чикагский университет и получил стипендию. Она к тому времени получила степень магистра по экономике и успела отлично себя зарекомендовать, работая в администрации крупного чикагского рекламного агентства.

— Мы, как мне казалось тогда, были идеальной парой, — невесело усмехнулся Йоэль. — Я собирался стать всемирно известным хирургом. И Шелли верила в меня…

— Но ведь ты — педиатр… — удивилась я.

— Сейчас — да, — кивнул он. — На то, чтобы изменить мечте, у меня были свои, веские причины…

Они сыграли роскошную свадьбу.

— Денег, затраченных на нее, — продолжал он, — хватило бы на несколько лет безбедного существования. На ней было великолепное и запредельно дорогое платье. Для того, чтобы доставить на торжество жениха и невесту, заказали самый дорогой лимузин. Несколько сотен гостей в зале загородного клуба в Лонг-Айленде…

Я прекрасно представляла себе, о какой свадьбе идет речь, и окончательно потеряла дар речи. Описанный им праздник роскоши, насколько я успела узнать Йоэля, был совершенно не в его стиле.

— Ее родители хотели именно такую свадьбу, — проговорил он, прочитав недоумение на моем лице, — мои согласились, да и у меня в то время были совсем другие приоритеты… Первые годы брака были замечательными. Но беда в том, что мы редко виделись. Я с головой ушел в свои занятия, а Шелли увлеклась собственной карьерой. Я никогда не скрывал от нее, как я люблю медицину, и делился с ней мечтой стать первоклассным врачом. Я не сомневался, что окончу университет с отличием и получу направление в самую престижную ординатуру…

Мне казалось, что он рассказывает о ком-то другом. Все это не имело с ним ничего общего. Он любил свою теперешнюю работу, педиатрическую практику, не в последнюю очередь за то, что она позволяла ему много времени проводить с Михаль. Кто этот одержимый карьерист, о котором он говорил?

Удивляясь все больше и больше, я хранила молчание, внимательно слушая его.

Их отношения полностью зависели от их рабочего расписания. Они оба очень много и упорно работали. Когда (в крайне редких случаях) у Йоэля появлялись вдруг свободные дни, они «сбегали» на какой-нибудь курорт. Шелли прилично зарабатывала, а Йоэль учился настолько хорошо, что его включили в лучшую чикагскую ординаторскую программу.

— Когда я узнал, что у нас будет ребенок, — рассказывал он, — я был в восторге. Проблемы начались где-то в середине срока ее беременности. Она стала жаловаться на плохое самочувствие. А мне казалось, что она преувеличивает свои «неудобства» и слишком многого от меня хочет… Нет, ничего особенного Шелли не требовала. Просто просила, чтобы я проводил с ней больше времени, потому что нуждалась теперь в гораздо большей эмоциональной, а порой и физической поддержке. В последние два месяца перед родами она становилась все настойчивее. Ее состояние ухудшилось, а меня рядом не было…

— И где же ты был? — не выдержала я, совершенно сбитая с толку. В этом Йоэле я совершенно не узнавала того доброго, мягкого человека, который сидел сейчас передо мной.

— Я работал в больнице, общался с коллегами. Я считался тогда лучшим ординатором, и мне давали самые длинные и изнурительные смены. Когда она просила меня с кем-то поменяться из-за ее недомоганий, мне казалось, что она, не спросив меня, изменила правила нашей общей «игры».

— Удивительно, что она, в конце концов, стала такой милой девочкой, — вздохнул Йоэль. — Первые полтора года жизни Михаль ее мать находилась в состоянии перманентного истощения и депрессии, а ее отца почти никогда не было дома. Когда же он, наконец, возвращался, родители только и делали, что кричали друг на друга.

Шелли приходилось работать на полную ставку, заботиться о неспокойном малыше и бороться с собственной депрессией. Она стала раздражительной и обидчивой, «вскипала» из-за каждого пустяка. Мужу это, естественно, не нравилось. Он старался еще меньше бывать дома. Его отсутствие усугубляло состояние Шелли и так далее — до бесконечности.

И вот, в один прекрасный день порочный круг замкнулся. Между ними разразилась ужасная ссора. Он, не предупредив ее, взял две смены подряд. И Шелли пришла к нему в больницу. Она закатила ему истерику, кричала на него прямо в больничном коридоре. Кричала, что не о такой жизни мечтала и не намерена больше все это терпеть. Йоэль был вне себя от бешенства. Но внешне был спокоен и холоден. Разговаривал с ней, как обычно говорят с детьми. Спросил ее, что произошло с той женщиной, на которой он женился.

После ссоры оба хранили ледяное молчание. И так длилось до того дня, пока Йоэль, роясь в ящике письменного стола, не обнаружил страховой документ, из содержания которого явствовало, что его супруга сделала операцию, после которой у нее никогда не будет детей.

Йоэль впал в ярость. Как она могла решиться не такое, не посоветовавшись с ним?

Разразился еще один скандал. Только на этот раз они поменялись ролями: Йоэль кричал на Шелли, она хранила молчание.

Чтобы остыть, он переехал жить к другу. А потом они отправились психологу по семейным вопросам. Только через несколько месяцев он узнал, что, за день до ее памятного визита в больницу, где он работал, у Шелли возникло подозрение, что она опять в положении. Шелли испугалась — она была не готова вновь пережить тяжелую беременность и не надеялась на Йоэля, полагая, что он, как и в первый раз, оставит ее в одиночестве разбираться с проблемами. Подозрение на беременность не подтвердилось, однако она так испугалась, что решилась на операцию.

— Понятно, что ее поступок стал последней попыткой привлечь мое внимание, — с болью в голосе произнес Йоэль. — И ей это, безусловно, удалось. Но к тому времени мы оба были так злы друг на друга, что не могли начать все с начала.

Во время бракоразводного процесса он осознал, что вина за их разрушенный брак во многом лежит именно на нем.

— Сначала я винил Шелли в том, что она предала жизнь, о которой мы вместе мечтали, — рассказывал Йоэль. — Ведь это она изменила правила. Однако вскоре понял, что она повзрослела быстрее меня. А я, имея жену и дочь, все еще заботился только о себе.

Она требовала немедленного развода. Но он убедил ее посетить еще несколько психотерапевтических сеансов. Однако попытки склеить осколки былых отношений ни к чему не привели. Шелли чувствовала себя обиженной и более не доверяла ему.

Они расстались, и Йоэль погрузился в работу...

Выслушав его исповедь, я почувствовала себя разбитой и опустошенной. Я поняла, что он уже рассказывал мне все это — частями, намеками. Но только сейчас, увидев полную картину, я по-настоящему осознала масштаб их трагедии.

— Теперь ты понимаешь, почему я не люблю говорить о своем браке? — спросил он. — Я был ужасным мужем и отцом.

Сложность его характера, сила его интеллекта и эмоций, его мужественность вызывали во мне уважение.

— Но, Йоэль, — сказала я после долгого молчания, — ведь ты изменился…

— Ну, да, я разобрался со своим внутренним хамом, — неуверенно улыбаясь, попытался он пошутить. — Я упорно работал над собой, чтобы стать другим человеком… То есть, возможно, не абсолютно другим. Но сегодня я уже не тот, каким был раньше.

Что тут скажешь? Я не могла выдавить из себя ни слова.

Он выжидающе смотрел на меня, но я чувствовала, что он и так прекрасно понимает, что творится в моей голове. Я была ошеломлена. Теперь, зная о том, какую работу над собой ему пришлось проделать для того, чтобы стать хорошим отцом, я еще больше восхищалась Йоэлем — мужчиной, который понял, что время, проведенное с дочерью, гораздо важнее успешной карьеры хирурга.

Но могу ли я быть уверена в том, что когда-нибудь, если я стану слабой и зависимой от него, он будет готов мне помочь? А что делать с женщиной, некогда занимавшей первое место в его жизни — женщиной, перед которой он всегда будет чувствовать свою вину? Как мне следует реагировать на то, что я всегда буду второй в его сердце после Михаль?

Та ли это жизнь, о которой я мечтала?..