…Карьера Амоса Гитая в определенном смысле — загадка.

С одной стороны, он — любимец знатоков киноискусства в Европе. За семь лет, предшествовавших выпуску в свет его новой ленты «Свободная зона», семь фильмов Гитая номинировались на высшие награды Венецианского и Каннского кинофестивалей. А это, как известно — подлинные бриллианты в короне континентального кино. То есть каждый год фильмы Амоса завоевывали европейские призы. Так что можно не сомневаться: Амос Гитай — самый известный в Европе израильский режиссер.

С другой… Израильские зрители в своем большинстве готовы принять и полюбить любого, кто смог добиться мирового признания. Но в данном случае, по отношению к «продукции» Гитая, они демонстрируют некую холодность. Впрочем, этого режиссера и в Израиле время от времени чествуют и снятые им фильмы идут на израильских экранах, принося скромный, но все же — успех с коммерческой точки зрения. Однако израильская публика от его произведений — не в восторге. И это не сбросишь со счетов.

Что же происходит?

Разные люди объясняют ситуацию по-разному. Некоторые, включая самого режиссера, считают, что израильским зрителям не нравятся созданные Гитаем безрадостные образы персонажей, мрачные, жестокие картины жизни общества.

— Когда создаешь кино с определенными привкусом (то есть — идейное, политически ангажированное) и оставляешь «пространство», где зритель сам должен додумывать суть обстоятельств, — заметил Амос Гитай в одном из недавних интервью, — публика реагирует на него неодинаково. И это совершенно естественно…

Кинокритики высказывают по поводу его картин весьма резкие суждения. Многие из них подчеркивают, что фильмы этого режиссера аллегоричны порой до абстракционизма, а потому образ Израиля в них настолько расплывчат, что зрители в других странах не в состоянии составить какое-то представление об израильской реальности.

«Нас, израильтян, — пишет в своей статье, опубликованной в газете Джерузалем Пост, кинокритик Хана Браун, — в гораздо большей мере, чем зарубежных кинокритиков, смущает присутствующая в фильмах Гитая дисгармония (или, по словам некоторых — сентиментальность), серьезные противоречия и излишества. Его картины нередко не нравятся даже тем, кто разделяет его левые политические пристрастия».

Нью-йоркские любители кино, жаждущие составить о творчестве Гитая собственное мнение, недавно получили такую возможность — премьера его последнего фильма «Свободная зона» состоялась в «Большом Яблоке». И заключили, что это кино — великолепный образец того, что поклонники Гитая считают его достоинствами, а критики называют «оторванностью от жизни».

Фильм рассказывает о судьбе трех женщин, оказавшихся в «свободной зоне» — на ничьей земле, на границе между Иорданией, Израилем и Саудовской Аравией, которая представляет собой своеобразную, постоянно увеличивающуюся автостоянку, куда съезжаются торговцы всех мастей и калибров.

Одна из женщин, Ребекка (исполнительница роли — Натали Портман) — молодая американская туристка, только что рассталась со своим израильским женихом. Вся в слезах, она садится в такси, а за рулем — Хана (израильская актриса Хана Лацло), которая собирается в «свободную зону» чтобы встретиться там с палестинским партнером ее мужа и забрать у него долг. Сначала Хана отказывается взять Ребекку с собой, однако, в конце концов, соглашается. Партнер на встречу не явился. Вместо него женщин поджидала палестинка по имени Лейла (Хиам Аббас). Палестинка предлагает проводить их в оазис, где живет этот партнер, и помочь Хане получить деньги, которые тот задолжал мужу Ханы…

На этом, собственно, выстроенная фабула заканчивается. Далее следуют кадры, напрямую с сюжетом как бы не связанные.

Фильм изобилует режиссерскими и операторскими экспериментами. Здесь много совмещенных кадров, когда на основной «картинке», представляющей собой, скажем, ближневосточный пейзаж, всплывают лица героинь киноленты.

Некоторые критики отмечают, что в характерах персонажей Гитая нет никакого развития. Но плохо это или — хорошо? Трудно дать этому какую-либо определенную оценку. Скорее всего, режиссера интересуют его герои лишь в контексте идеи его концептуального кино. И они — такие, какими он хочет их видеть.

— Я стремился к тому, чтобы фильм получился как можно более свободным, — говорит режиссер. Как в нашей реальности — ведь мы не знаем, что с нами произойдет в следующее мгновение. И вот я, как будто бы сторонний наблюдатель, смотрю, что будет дальше, смогут ли женщины разных культур найти общий язык. Эта картина, в сущности — о преодолении границ. Физических и психологических, которые постоянно приходится ломать… Мне хотелось показать, как важно наслаждаться каждым мгновением…

Хотя Гитай на протяжении всего фильма и снимает в основном современный пейзаж (он не любитель пустынной романтики с верблюдами на фоне заката), зритель наслаждается видеорядом картины. Машины, стоянки шоссе… Эти тоскливые места, в сочетании с тесными, давящими на психику интерьерами (салоны автомобилей, офисы, переполненные людьми) представляют собой интересный срез жизни Ближнего Востока, его просторов и границ. И в каждом кадре оператор умело находит интересные ракурсы.

Пространство фильма время от времени искажается, сталкиваясь с художественным видением мира, характерным для Гитая. Для него, бывшего архитектора, основная прелесть кино заключается в его формальной стороне, и очень часто другие составляющие традиционной киноленты приносятся в жертву эстетической привлекательности. Реальность мест, где разворачивается действие фильма — например, контрольно-пропускной пункт на границе, или заправка — порой «смазывается» широкими штрихами кинематографической кисти режиссера, становится эфемерной, и поэтому непонятной некоторым зрителям.

Вот, например, сцена, в которой одна из героинь пускается бежать к границе. Выйдя из машины, девушка — не будем говорить, кто именно из них, дабы окончательно не раскрыть то, что осталось от сюжета фильма — бросается к границе, что тут же привлекает к ней внимание стоящих неподалеку израильских солдат. Все это происходит как раз после того, как женщины услышали по радио предупреждение — на израильскую территорию собирается проникнуть группа террористов. И вот солдаты, вместо того, чтобы остановить девушку, начинают метаться по пропускному пункту. Их движения напоминают танец. И меньше всего они похожи в это мгновение на уставших военных, охраняющих опасную границу.

Если забыть на минуту об аллегории, подобные эпизоды — а их в фильме довольно много — заставляют любого человека, хоть немного знакомого с израильскими реалиями, скептически поднимать брови. Очевидно, Гитай стремится соотнести каждую свою киноленту с реальными событиями, в особенности с палестино-израильским конфликтом, однако, когда детали этих событий становятся чересчур обременительными, он предпочитает удалиться в вымышленный мир.

Иными словами, если Гитаю необходимо заставить Хану, Лейлу и Ребеку действовать на фоне ближневосточного ландшафта, перипетии межконфессиональной вражды и палестино-израильского противостояния — все для того, чтобы они искали общий язык — он делает это с легкостью. Однако, когда в его историю вмешиваются фактические детали — например, режим работы КПП, звук голоса в радиопередатчике, или используемые в различных местностях диалекты — он с не меньшей легкостью отмахивается от них. Именно эта особенность его фильмов, включая «Свободную зону», и делает их непопулярными у зрителей, знакомых с жизнью в Израиле.

Но, так или иначе, последнее слово остается за Гитаем. Для него упреки критиков, обвиняющих его произведения в излишней эфемерности и оторванности от действительности, не имеют такого уж большого значения. Все это, по его словам — лишь доказательство того, что идеи и проблемы, которые он поднимает в своем кино, «доходят до зрителя».

— Мне не нужно, чтобы меня любили все, — объясняет он. — Важно, чтобы мои фильмы нравились тем, кто разделяет мое восприятие мира.

Почему же так мало таких людей в Израиле?

Гитай считает, что это — вопрос времени.

— Очень часто культурные явления не получают признания в той стране, где были созданы, — говорит он. — Порой для того, чтобы их оценили на родине, нужно сначала добиться успеха за рубежом…