Яаков — в дороге. Он покинул родные края и
спасается от своего брата Эсава. И мы здесь
читаем: «И достиг того места» (Берешит,
гл. 28, ст. 11).
В Талмуде (трактат Берахот, лист 26)
сказано, что Яаков установил вечернюю
молитву. И в нашей фразе речь именно об этом
— о вечерней молитве Яакова.
Мидраш Раба (на книгу Берешит,
гл. 68) дополняет картину, уточняя, что в тот
момент, когда Яаков собрался обратиться к
Всевышнему с молитвой, перед ним возникла
стена.
Но для чего понадобилось ставить перед
нашим праотцом стену?
В уже упомянутом нами трактате Берахот
(лист 34) говорится, что тот, кто молится на
открытом месте — наглец.
Однако же нам из Торы известно, что Ицхак
молился в поле (Берешит, гл. 24, ст. 63).
Разве есть более открытое место?
Это кажущееся противоречие — разрешимо,
если заглянуть в Талмуд.
В Талмуде (трактат Песахим, лист 88)
написано, что место, которое Ицхак избрал
для молитвы, полем можно назвать, лишь
условно. На самом деле Ицхак ходил
молиться на гору Мория — туда, где в свое
время будет построен Первый Иерусалимский
Храм.
Ну, а разве гора — не открытое место?
Учителя объясняют, что люди знали об
особой святости горы Мория и обходили ее
стороной. Поэтому никак нельзя сказать, что
Ицхак молился на открытом месте.
Теперь вернемся к Яакову.
Тора открывает нам название места, в
котором Яаков остановился для молитвы. Это
— город Луз (Берешит, гл. 28, ст. 19).
Город, понятное дело — не может считаться
уединенным местом. И те, кто ищет уединения
— покидают города.
Так как же Яаков мог там молиться?
В принципе — не мог. Но на выручку ему
пришел Всевышний. Чтобы Яаков не чувствовал
себя наглецом, молясь на открытом месте,
Творец поставил перед ним стену. И в Мидраше
об этом сказано, что Творец «поставил перед
ним мир стеной».
Из Торы известно, что произнеся вечернюю
молитву, Яаков лег спать. И мы читаем: «И лег
на том месте» (Берешит, гл. 28, ст. 11).
В своем комментарии к этому фрагменту Раши
(раби Шломо бен Ицхак — величайший
комментатор Торы и Талмуда; Франция, 11-й век)
отмечает, что последние 14 лет Яаков не
ложился спать по ночам. Находясь в доме
учения Эвера, он посвящал ночи изучению
Торы.
Почему же в ту ночь Яаков решил изменить
хорошую традицию? Неужели Тора — только в
йешиве, а вышел за порог и — можно
расслабиться?
Нет, наш праотец Яаков, был конечно же не
таким.
Но тогда, чем отличалась эта ночь от всех
прочих ночей? Почему в ту ночь Яаков решил
лечь спать, вместо учебы?
Известно, что все пророки, кроме Моше,
получали пророчества ночью, во сне. Как
написано: «Если есть у вас пророк, то Я,
Всевышний, в видении ему являю Себя, во сне
говорю ему» (Бамидбар, гл. 12, ст. 6).
Это Всевышний объяснил Аарону и Мирьям,
обратившись к ним из облачного столба, при
входе в Шатер Откровения.
Яаков направлялся в Харан. Он хотел знать,
угоден ли его поход Творцу, одобряет ли Он
это путешествие. Поэтому «и лег на том месте»
— в надежде, что во сне на него снизойдет
пророчество, и Всевышний откроется ему.
Так и произошло: Всевышний говорил с
Яаковом и обещал, что не оставит его и будет
охранять, оберегать его — и от Лавана и от
Эсава (в дороге и на обратном пути).
Об этой ночи и об этом сне Яакова сказано:
«Когда ляжешь спать, не будешь бояться, и
когда лежать будешь, сон твой будет сладок»
(Мишлей — Притчи царя Шломо, гл. 3, ст.
24).
Яаков знал — это он выучил в йешиве Эвера
— что Тора защищает и оберегает изучающего
ее (трактат Сота, лист 21).
И вот путешествие в Харан меняет
привычный уклад — в дороге трудно учиться.
А сон — вообще прерывает учебный процесс.
«Когда ляжешь спать, — успокаивает Яакова
Всевышний, — не будешь бояться». Ведь путь
твой — дорога заповедей, а сон — на службе
пророчества.
Поэтому не бойся ни Лавана, ни Эсава. И
будет сладок твой сон. Сладок — от добрых
вестей и знамений.
