— Вообще-то я не фанат спорта, — объясняет, перехватив мой взгляд, художник Давид Герштейн. — Мои композиции на «спортивную» тему — «Гонки», «Марафон» и т.д.— в немалой степени формальный поиск, поиск пластических средств, позволяющих передать ощущение скорости, движения… А в основном я занимаюсь тем, что «перевожу» на язык цвета и пластики свою биографию……

Давид рассказывает о дедушке и бабушке. И я, рассматривая его «сельские» работы, ощущаю тепло воспоминаний о них.

Родители Давида родились в Польше. И оказались в Эрец Исраэль еще до Второй мировой войны. Мать привезли сюда трехлетним ребенком.

Ее папа и мама обзавелись фермой в Афуле. У них было несколько коров. Но ферма там просуществовала недолго — коровы пали одна за другой. После этого они переехали в Иерусалим и выстроили коровник в Гиват Шауле (район Иерусалима).

Отец Герштейна приехал в Эрец Исраэль сам, в 1933 году. Совершенно один. Было ему тогда всего 18 лет.

В Иерусалиме родители Давида встретились и поженились. Здесь в 1944 году у них родились сыновья-близнецы — Йонатан и Давид.
Мальчики были похожи не только внешне, но и вкусами, желаниями, пристрастиями. С четырех лет оба начали с увлечением рисовать..

— Не знаю, откуда в нас это взялось, — вспоминает Давид. — В нашем доме даже книжек с картинками не было. Не говоря уже о предметах искусства. Впрочем, как-то раз на тахане мерказит (центральная автобусная станция) отец купил «картинку». Эдакий кич. И повесил на стену. Но нас с братом она не заинтересовала… Быть может, какое-то влияние на нас оказал дед. Он был, ко всему прочему, и софером (переписчиком текстов Торы). Мы с братом любили смотреть, как на чистой поверхности под его рукой появляются красивые буквы и знаки…

В дом Герштейнов время от времени приходил страховой агент, художник из Румынии (оформлением страховых полисов он зарабатывал на жизнь) Как-то раз, застав братьев за рисованием, он внимательно рассмотрел плоды их творчества и, обращаясь к отцу, произнес: «У ваших сыновей талант. — Они будут художниками».

Тогда ни отец, ни мальчики не приняли его слова всерьез.

Еще долго свое будущее с изобразительным искусством братья Герштейны не связывали. Просто продолжали рисовать. Учились в обычной школе, посещали художественные кружки.

Решение стать художниками, окончательно «оформилось» позднее, когда они отслужили в израильской армии. В 1965 году Йонатан уехал во Францию и поступил в Парижскую Академию художеств. Давид остался в Израиле и начал учиться в Иерусалимской художественной Академии «Бецалель».

— Обучение в «Бецалеле» меня вполне устраивало, — рассказывает Давид. — Все было внове, все — интересно. Но брат настойчиво звал меня во Францию. В конце концов, я не устоял и тоже отправился в Париж…

Отучившись в Париже два года, в 1968-м Давид продолжил учебу в Нью-Йорке.

Вернулся в Израиль в 1970 году. А в 1971-м — стал в «Бецалеле» преподавателем.

Вскоре вернулся на родину и брат Йонатан. Ныне рав Йонатан Герштейн — известный в израильских религиозных кругах книжный график.

С 1971 года Давид начал участвовать в выставках. Его работы экспонировались в Иерусалимском Доме художника, в художественных галереях Иерусалима и Тель-Авива.

Параллельно он вел поиск собственного пластического языка. Пробовал себя в живописи и графике. На каком-то этапе увлекся скульптурой и в 1973 году ездил в Лондон — чтобы овладеть приемами работы с металлом и другими материалами.

Но в «чистом виде» ни живопись, ни графика, ни скульптура не удовлетворяли его. Свой стиль он нашел в нетрадиционном использовании различных жанровых элементов, сочетая скульптуру с живописью, живопись с графикой и т.п. А в результате живопись и графика в его необычных конструкциях обретают иную, новую среду, а скульптура утрачивает зависимость от свойств материала.

На начальном этапе, к примеру, он вырезал из бумаги «профили», а потом, придав произведению нужные формы, расписывал поверхности. Позднее бумагу и картон в готовом изделии сменил вырезанный лазером по модели металл в несколько миллиметров толщиной.

Изобретенные им приемы раскрепостили его, позволили совершенно свободно трансформировать натуру. Реальность в его произведениях — узнаваема, но ее отражение в цвете и пластике полностью подчинено замыслам, воображению художника. В результате заимствованные им у естественной среды «объекты» словно переселяются в иную действительность, фиксируя определенные психологические состояния, чувства и настроения.

Творчество Давида Герштейна как бы подтверждает известную мысль о том, что идеи «бродят по миру», приживаясь в самых разных точках планеты. Давид не знает русского, и побывал в Москве, выполняя монументальный заказ, лишь несколько лет назад — в период, когда он уже стал признанным мастером созданного им «жанра». Однако язык, на котором «разговаривают» его персонажи, самым непосредственным образом ассоциируется с поэтикой российских метаметафористов, в произведениях которых привычные для нас слова (у Герштейна — художественные объекты) означают, по выражению теоретика метаметафоры Константина Кедрова, «совсем не то, что они значат» (см. на сайте статью «Космос Владимира Друка»).

Суть данного метода в общих чертах выразил один из поэтов этого направления в строке — «Мы изменяем кривизну пространства…». Только у российских представителей метаметафоры «изменения кривизны» окрашены в основном в минорные тона. А у израильского «метаметафориста», художника Давида Герштейна — в яркие, сочные, радостные…

В 1987-м состоялась его персональная выставка в Иерусалимском музее искусств. В 1988-м — в Хайфском музее современного искусства, в 1989-м — в художественном музее Герцлии.

В эти экспозиции он включил и свои новые работы. Такой поворот в его творчестве стал для публики полной неожиданностью — многие просто не знали, как их воспринимать.

— Один мой хороший знакомый, — рассказывает Давид, — подошел ко мне на выставке и сказал: «Зачем тебе эти игрушки?! Прежние твои работы — такие хорошие…». На вопрос «зачем» мне трудно было ответить — долго объяснять. А вот с его определением — «игрушки» я, в общем-то, согласился… Это, вероятно — воплощение нереализованной детской мечты. Игрушек у нас с братом, как и у большинства израильтян моего поколения, не было. Наши родители не имели возможности их покупать… Выработанный мной пластический стиль, действительно — своего рода «игра», как некий способ отражения реальности. Меняя привычный облик персонажей и объектов, я создаю некую «игровую среду», которая позволяет увидеть мир под иным углом зрения, открывая те или иные грани нашего существования…

Персональные выставки Давида Герштейна принесли и практический результат. Творчеством художника заинтересовались архитекторы, представив его композиции в интерьере и экстерьере общественных зданий, в ландшафтных пространствах.

Давид к тому времени и сам думал об этом. В 1988 году в Тель-Авиве он создал свою первую мастерскую. Всю работу, от эскизов до готовой «продукции», делал один, а заказы для него искал «партнер по бизнесу». Вскоре партнер попытался взять в свои руки и управление творческим процессом. Не приняв диктата со стороны (ибо убежден, что истинное творчество рождается, когда художник освобождается от «давления» извне и следует лишь собственной интуиции), Давид решил, что отныне будет себе дилером сам.

Он снял небольшое помещение в Иерусалиме, перенес туда мастерскую, изготовил новые модели и принялся налаживать необходимые контакты.

Уверенности, что все будет так, как задумано, у него, конечно же, не было. Однако выяснилось, что он обладает и нужными на этом пути деловыми качествами, а знание нескольких иностранных языков позволило ему находить заказчиков не только в Израиле, но и за рубежом.

Поначалу мастерская размещалась в одной комнате. Теперь она занимает целый этаж большого здания в Тальпиоте (район Иерусалима) и обрастает новыми и новыми помещениями. Теперь, наладив дело, Давид Герштейн может сосредоточиться в основном на решении творческих задач. Ведь у него — порядка тридцати квалифицированных помощников. Есть своя бухгалтерия, свой секретариат, отдел компьютерной графики, рабочие, художники-исполнители. И — собственная галерея.

Сегодня диапазон его художественной продукции — достаточно широк: мелкая пластика, «профильная» скульптура, настенные панно, монументальные композиции…

Его работы можно увидеть на улицах, в парках, в общественных зданиях и различных учреждениях Иерусалима, Тель-Авива, Бэер-Шевы, Негева, Герцлии… А «дипломатическую службу», представляя израильское искусство, рассказывая об Израиле и израильтянах, несут они в Москве и Сингапуре, во многих городах США, Великобритании и других стран мира.