Эти поэтические строки стали концепцией проекта мемориала, созданного скульптором Юлей Сегаль в память о приехавших в Израиль из России деятелях израильского искусства, жертвах палестинского террора.

— Я долго не могла найти решение темы, — рассказывает Юля. — Делала эскиз за эскизом. И ни один меня не устраивал. До тех пор, пока… Однажды, когда я, казалось бы, отвлеклась от работы над проектом и занялась благоустройством садика около своего дома, в моей голове, сами собой, родились стихи: «Твой путь был прям и прост / И пусть ты не дошел…». А в конце — это четверостишье: «Пусть твой подрамник — пуст…». Я сразу поняла: вот то, что нужно…

Юлин макет мемориала из гипса — как будто бы буквальная материализация поэтического слова, его воплощение в форму. Осиротевший, зияющий пустотой — подрамник. И вот, сквозь это пустоту густой порослью прорастают из мольберта покрытые листвой ветви, тянутся вширь и ввысь, к Небу...

Девиз Юли во всем, и в жизни и в искусстве — «простота», отчетливость и ясность. У нее — свой, неповторимый стиль, в котором гармонично и естественно сочетается художественная условность с «реалистической» узнаваемостью. Но в каждой, порой самой обыденной, запечатленной в материале «бытовой» вещи, — будь то примус, вешалка или, к примеру, пальто — ее особое видение действительности открывает зрителю бесконечное пространство образов, идей и ассоциаций.

Скульптор Сегаль создает объемные жанровые сценки, портреты и портретные композиции, скульптурные фрагменты пейзажей… И всякий раз, рассматривая ее работы, не перестаешь поражаться — откуда берется эта поистине «философская» глубина, откуда в «простой», словно «перенесенной из реальности» форме появляется второй, третий и т.д. план, откуда рождается эта масштабность, превращающая привычный всем нам объект в наполненное нюансами и оттенками чувств размышление о мире и нашем месте в нем?

Так же многопланова и мемориальная скульптурная композиция. Это — рассказ о человеке, о его прерванной судьбе. Это — сожаление о несбывшемся. О том, чему не суждено реализоваться никогда. И — размышление о вечности. О том, что каждый человек, уходя в мир иной, оставляет на земле свой след. О том, что жизнь человека с его уходом от нас — не кончается…

И не случайно, наверное, этот макет перекликается с другим произведением Юли Сегаль — скульптурной композицией «Молитва»: из грубой металлической одежды человека, словно прорастая из горловины и рукавов, тянется к Небу «шумящее» листвой раскидистое дерево, а на его ветках расселись птицы. Здесь прочитывается размышление о том, что мы, живущие в этом мире, на земле, неразрывными нитями связаны с высшими духовными мирами. О том, что в сложной, непостижимой для нас системе мироздания важен и наш, пусть скромный, пусть и не сразу заметный, человеческий вклад…

Юлину «Молитву» мы больше не увидим. Живописцы, графики, скульпторы, работавшие в деревне художников под названием «Санур» (в Самарии) — с мастерскими-студиями и собственной галереей — до последнего рокового дня не верили в предательство. Не верили, что «наше», израильское правительство способно растоптать собственный творческий «оазис», отдать это поселение врагу. Отдать просто так, одним, как это именуют политики — «жестом доброй воли». В заведомо ложном расчете на то, что, заглотив очередную территориальную наживку, противник хотя бы на время перестанет ненавидеть и убивать евреев.

Надежды на благоразумие израильских лидеров оказались тщетными. «Свои» проявили беспримерное упрямство и, осуществляя, пожалуй, самую нелепую в истории Израиля программу — так называемую «программу размежевания», они все же пришли в Санур, чтобы выгнать своих.

Художники в спешке, ночью, неизвестно куда вывозили созданные ими произведения. «Молитву» вывезти не удалось. Вскоре, уже после того, как Санур заняли новые «хозяева», там побывал израильский журналист.

Вернувшись из поездки, он разыскал автора «Молитвы» и передал ей фотографию: празднующие победу палестинские варвары «с корнем» вырвали из композиции Юлино цветущее дерево, воткнув в «костюм» из металла (куда только можно) палестинские флаги.

Теперь это — совершенно другое «произведение»: политизированная концептуальная инсталляция, демонстрирующая варварство, полное невежество, не признающее культурные ценности, отсутствие духовности.

Из поднебесья скульптура опустилась на землю, которая теперь никому не нужна. А если и нужна — только как плацдарм для подготовки к новым и новым терактам против Израиля и его граждан.

Новая работа Юли Сегаль — макет памятника жертвам террора — посвящена художнику Мордехаю Липкину, который погиб весной 1993-го года. На дороге, когда он в своей машине возвращался домой, его застрелил террорист-палестинец. И — композитору Аарону Гурову. Застреленному палестинским террористом на той же дороге, на израильской земле — в канун праздника Пурим 2002-го.

Мордехаю в момент гибели было 39 лет, Аарону — 46. Их объединяла искренняя и беззаветная любовь к Эрец Исраэль и к своему народу. Оба они, приехав в Израиль, осуществили мечту — жить на своей, израильской земле.

Оба поселились в иешувах. Мордехай — в Тэкоа, Аарон — в Нокдим…

В макете мемориала их «посох», на который они опирались при жизни — «расцвел». Как посох Аарона в известной истории из Торы о бунте Кораха. Расцвел, олицетворяя надежды нашего народа. Напоминая о том, в Чьих «руках» наши судьбы…

Скульптор Юлия Сегаль приехала в Израиль из Москвы в 1994 году. Известным, состоявшимся скульптором.

Некоторые ее работы остались в Русском музее (Санкт-Петербург) и в Третьяковской галерее (Москва), часть — «рассеяна» по миру и живет в частных коллекциях.

Она сделала эскиз и макет мемориала — безвозмездно, на собственные средства. Теперь остается найти деньги на отливку макета из металла…